Шрифт:
В.Озеров
Певец революционной эпохи
Статья
СИЛА ПРОЛЕТАРСКОГО ЕДИНСТВА
В Чугуевку вошел партизанский отряд.
Уже не первый раз встречало это большое село, раскинувшееся под отрогами хребта Сихотэ-Алинь, людей с винтовками. Была осень 1919 года. На Дальнем Востоке бушевала гражданская война, через село то и дело проходили военные части. Красных партизан здесь знали хорошо, помогали им, чем могли, восхищались их отвагой и бескорыстием, считали совершенно естественной бесшабашную удаль.
Но этот отряд казался необычным. Он скорее походил на регулярную часть: все бойцы в одинаковых шинелях, строго выдерживают равнение, четко печатают шаг, соблюдают предельный порядок на привале. И название у отряда такое, какое ни у кою другого не встречалось, -
Когда Саша Фадеев и его двоюродный брат вернулись с мельницы, где они работали, их встретили взволнованными рассказами о прибывших. Все уже знали, что отряд был создан на свиягинском лесопильном заводе, в него вступили рабочие-коммунисты. Сражаться в таком отряде было большой честью. И в тот же день Фадеев вступил в его ряды; вместе с бойцами "Особого коммунистического" он участвовал во многих боях и походах.
Случайно ли сошлись их дороги - кадровых рабочих-коммунистов и восемнадцатилетнего юноши из интеллигентной семьи, вчерашнего ученика коммерческого училища?
Вспомним, к каким кругам русской интеллигенции принадлежал Александр Фадеев. За его плечами были поколения демократической интеллигенции, беззаветно боровшейся с самодержавием, шедшей "в народ", погибавшей в тюрьмах и ссылках, мечтавшей о революции. Родители Фадеева встретились в тюрьме: юной петербургской курсистке было поручено под видом "невесты" пойти с передачей к арестованному революционеру. Знакомство переросло в дружбу, в любовь. В 1901 году у них родился сын - Александр. Потом жизнь сложилась так, что они расстались. Но избранной цели оба остались верны. Отец Фадеева, человек несгибаемой воли и аскетического характера, прошел через сибирскую каторгу и умер от туберкулеза. Мать, скромная фельдшерица, пользовалась любовью и уважением окружающих. Вторым ее мужем - отчимом и воспитателем Александра - стал Глеб Владиславович Свитыч, активный участник революции 1905 года, член Виленского социал-демократического комитета. Семья переехала на Дальний Восток, и здесь прошло детство Фадеева, трудовое детство мальчика, умевшего пахать и косить, запрячь лошадь, колоть дрова, мыть полы, штопать одежду.
Фадеев был влюблен в могучую природу Приморья с курящимися сопками, великанами-кедрами, разливами непокорных рек, в сильных и мужественных людей - русских переселенцев, туземцев-гольдов, рыбаков и звероловов. Зачитывался Майн Ридом, Фенимором Купером, Джеком Лондоном, сам пробовал сочинять рассказы и повести о вольнолюбивых индейцах.
В наивные, часто абстрактные представления юноши жизнь внесла свои коррективы, втянув его в водоворот классовой борьбы. Фадеева с детства окружали люди передовых взглядов, высоких принципов. Во время учебы во Владивостокском коммерческом училище он жил у своей тетки Марии Владимировны Сибирцевой. В ее доме собиралась революционно настроенная молодежь. Саша подружился со своими двоюродными братьями - Всеволодом и Игорем Сибирцевыми, впоследствии видными деятелями советского Дальнего Востока (оба героически погибли: Всеволода японцы сожгли вместе с Сергеем Лазо в топке паровоза, Игорь был ранен в бою и, чтобы не попасть в руки врага, застрелился). Близкими друзьями Фадеева стали юноши и девушки, которых за смелые убеждения и поступки прозвали "соколятами": Петр Нерезов, Гриша Билименко, Яша Голомбик и другие. Все они вспоминали о своем содружестве как о своеобразной "коммуне". Такой она запомнилась и Фадееву: "Мы все были влюблены в кого-нибудь, делились этим "тайным тайных", сочувствовали успехам и неудачам друг друга в любви, верили друг другу во всем. Мы презирали деньги, собственность. Кошелек у нас был общий. Мы менялись одеждами, когда возникала к тому потребность. Как мы были счастливы!"
Уже во взрослые годы, оглядываясь на свою юность, Фадеев писал, что ему и его друзьям нетрудно было выбирать путь в жизни:
"...Полные юношеских надежд, с томиком Максима Горького и Некрасова в школьном ранце, мы вступили в революцию.
Мы полны были пафоса освободительного, потому что над Сибирью и русским Дальним Востоком утвердилась к тому времени власть адмирала Колчака, более жестокая, чем старая власть. Мы полны
Как писатель, своим рождением я обязан этому времени".
"Соколята" активно участвовали в революционной борьбе. Устраивали ученические забастовки, создали молодежную организацию, выпускали газеты и журналы, выполняли поручения коммунистов, работая связными, распространяя прокламации.
В коммунистическую партию Фадеев вступил, едва ему исполнилось семнадцать лет. Вскоре его перебросили в освобожденные районы, и он, как уже говорилось выше, стал активным участником партизанского движения*.
______________
* Боевой молодости Фадеева посвящена автобиографическая книга "...Повесть нашей юности. Из писем и воспоминаний" (М., Детгиз, 1961, составитель С.Н.Преображенский).
Грандиозный размах революции и ее цементирующая сила - вот что олицетворялось для Фадеева в пролетарском отряде "Особый коммунистический". Теперь в полной мере раскрылись душевные качества, нравственные возможности молодого коммуниста. Больше года Фадеев находился в рядах партизан. Сражался под Спасском и Хабаровском, был тяжело ранен. Совершал рискованные рейсы на пароходике "Пролетарий", который под дулами японских канонерок перебрасывал за Амур ценные грузы для Народно-революционной армии.
В феврале 1921 года Фадеева избрали делегатом на X съезд РКП (б). Вместе с другими делегатами съезда он штурмовал мятежный Кронштадт, на подступах к крепости его вторично ранило, и он несколько часов пролежал на льду Финского залива. После госпиталя вернулся в Москву и получил направление на учебу в Горную академию.
Отнюдь не академической жизнью жили студенты, еще не снявшие солдатскую шинель. Фадеев с увлечением взялся за учебу, одновременно вел партийную работу на одном из заводов, деятельно участвовал в общественной жизни академии, в политических и литературных дискуссиях. Здесь опять сложился дружеский кружок, новая "коммуна", объединявшая и дальневосточников, и сегодняшних знакомцев. Общее чувство первооткрывателей нового мира, волновавшее молодежь, хорошо передано в записках Тамары Головниной:
"Несмотря на внешнюю неустроенность и весьма скудное питание (помню, что обед для сотрудников Коминтерна, где я работала, состоял из супа, приготовленного из селедочных головок и хвостов, а на второе подавалась мороженая картошка в мундире, хлеба выдавалось по двести пятьдесят граммов), несмотря на все это, мы были счастливы и вовсе не замечали этих неудобств. Мы были счастливы тем, что могли пойти в Политехнический музей слушать Маяковского, Луначарского, побывать на диспуте, где Коллонтай выступала на тему "О крылатом эросе", попасть в Колонный зал, где выступала перед студенческой аудиторией Крупская, достать билеты в Большой театр, если даже за них надо было отдать обед. Это для нас открылись двери рабфаков и вузов, мы поглощали науку не только в аудиториях своих факультетов, но ходили на лекции и по другим специальностям. Мы были переполнены пафосом строительства нового мира, и это захватывало нас".
В московской "коммуне", как некогда во владивостокской, молодежь обретала счастье, которое дает людям сознательная и убежденная революционная борьба - борьба за свободу человека, расцвет всех его сил и дарований. До чего далеки эти ощущения от заявлений иных толкователей нашей истории, выставляющих первое поколение строителей Советского государства бездумными фанатиками!
Наоборот, глубина страстей и сила чувств отличает это героическое поколение. Ощущение характера всенародной борьбы, близкое знание тех сил, которые направляют массовое движение в русло пролетарской организованности, - с таким политическим, жизненным капиталом приступал Александр Фадеев к литературной работе. Пройдя школу революции, он сумел постичь существо внутренней перестройки людей труда, происшедшей в час крутого исторического поворота. А эти люди были ему хорошо знакомы. Когда Фадеев писал в 1922-1923 годах первые свои повести (их нередко называют рассказами) "Разлив" и "Против течения", когда в 1924-1926 годах создавал "Разгром", он щедро черпал материал из богатого запаса своих недавних впечатлений.