Пейзаж с бурей и двумя влюбленными

Уэбстер Доротея

— Скажите, вы не видели здесь мистера Фуллера?

Сердце девушки заколотилось. Стараясь не выдать волнения, она ответила:

— Да, он недавно ушел.

— А вы не видели, куда? — продолжала расспрашивать Элеонора.

Сама не понимая, почему она это делает, Женевьева махнула рукой в направлении, противоположном тому, куда скрылись американец и Жоржетта. Видно было, что графине хочется спросить еще что-то, но она не знает, как сформулировать вопрос. Наконец Элеонора, глядя в сторону, спросила:

— Скажите, а мистер Фуллер... тут никого больше не было... с ним?

— Нет, он ушел один, — ответила Женевьева.

Элеонора кивнула (что можно было расценивать и как знак, что она поняла сказанное, и — при желании — как благодарность)

и прогулочной походкой направилась в сторону, указанную Женевьевой. Девушка посмотрела ей вслед. В этот момент ей было искренне жаль высокомерную графиню, единственную из обитателей замка так и не запомнившую, как ее зовут. Видно было, что хозяйка поместья страдала. Женевьева вспомнила слова Филиппа Вернона о неразделенной любви, которой полон воздух замка. “Может быть, Элеонора страдает от неразделенной любви к самой себе?” — подумала она. Однако гораздо больше, чем Элеонора, ее беспокоил Лоуренс Брэндшоу. Она представила, что не графиня, а англичанин появился бы сейчас возле бассейна и спросил — уже не о Фуллере, а о Жоржетте. Что бы она ответила? Подумав, Женевьева пришла к выводу, что ответила бы так же, как Элеоноре. Не из женской солидарности, не из боязни быть обвиненной в сплетнях — она чувствовала, что ей жалко Лоуренса.

Взглянув на часы, Женевьева убедилась, что она, увы, опоздала к обеду. Впрочем, есть совсем не хотелось. Хорошо хоть она не опоздала к своей работе — к обеду гостей графа. Она поспешила к замку.

Однако когда, уже переодевшись, она появилась на кухне, выяснилось, что спешила она напрасно. Граф пока не велит подавать на стол, поскольку сразу троих обитателей замка нет за ним: американца, Жоржетты и графини. Франсуа шепотом сообщил, что, по его наблюдениям, “графиня положила глаз на этого американца, и у них, видать, сейчас встреча на высшем уровне”. Катрин подтвердила наблюдения Франсуа, однако не согласилась с гипотезой о свидании: графиня, мол, так все сумеет устроить, что никто не заметит ее отсутствия; не являться к обеду — это на нее не похоже. Что касается Жоржетты, то все сошлись на том, что она, небось, купается в бассейне.

В этот момент Женевьева случайно выглянула в окно и увидела спешащую к замку Жоржетту. Девушка явно старалась остаться незамеченной. Женевьева увидела, как она, оглядевши по сторонам, скрылась за подвальной дверью. Женевьева вышла в холл и сквозь большие окна увидела идущих к замку писателя и графиню. Фуллер о чем-то рассказывал, Элеонора внимательно его слушала. Вернувшись на кухню, она сообщила Гастону, что двое гостей пришли. Тем самым все предположения Франсуа и Катрин полностью подтвердились. Гастон поспешил в столовую и тут же вернулся с распоряжением подавать на стол.

Войдя в столовую, Женевьева сразу почувствовала разлитую в воздухе нервозность и тревогу. Лоуренс, обычно неразговорчивый, сегодня вообще не открывал рта. Молчала и обычно говорливая Жоржетта. Чуткий к настроению других, художник беспокойно поглядывал на соседей по столу, пытаясь понять причину изменившегося настроения. Лишь граф Шарль ничего не чувствовал. Он оживленно рассказывал об ожидавшемся приезде своей родственницы и ее мужа.

Женевьеве этот рассказ был интересен, поэтому она старалась задержаться в столовой подольше — благо, никто не обращал на нее внимания. Как следовало из рассказа графа, история его родственницы Камиллы действительно была довольно необычной. Парижанка, помощник одного из кутюрье, она не подозревала о своем знатном происхождении, пока дела фирмы не забросили ее в маленький городок в департаменте Дром. Там в замке баронов де Шателлэ, родственников графа де Руайе, она увидела портрет Марии-Луизы д’Аргонь, баронессы де Шателлэ, как две капли воды похожей на нее. Там же она познакомилась со своим будущим мужем, изобретателем. Граф Шарль еще не видел свою родственницу, хотя много о ней слышал.

— Муж Камиллы, этот самый Роберт Хаген, как я слышал, любит лазить по горам и собирается заняться этим

и здесь, — рассказывал граф, обращаясь, главным образом, к внимательно слушавшему его Фуллеру. — Камилла, кажется, тоже пристрастилась к путешествиям, но участвовать в экспедиции своего мужа она не сможет — как мне стало известно, она ждет ребенка.

Постепенно рассказ графа увлек всех сидящих за столом, уныние сменилось оживленными расспросами, и конец обеда прошел как обычно, в обмене репликами и шутками.

После обеда, когда девушки убрали посуду, к Женевьеве заглянула Шарлотта.

— Мне сегодня что-то не хочется слушать музыку, — объяснила она. — Может, пойдем, погуляем?

Женевьева не отказалась бы так легко от посещения гостиной, но уважение к подруге взяло верх. Они отправились в парк. Женевьева заметила, что Шарлотта необычно возбуждена, ею владела какая-то то ли веселость, то ли злость.

— Ты знаешь, что мне сообщил Филипп? — спросила она Женевьеву. — Когда он гулял перед обедом, то встретил парочку. Это были наша красавица Жоржетта и мистер Фуллер. Они были в купальных костюмах и вели себя... ну, как ведут влюбленные. Наткнувшись на Филиппа, они ничуть не смутились, а заявили, что принимают воздушные ванны, и со смехом убежали. Бедный мистер Брэндшоу! Он сидит над своими испанскими хрониками, в то время как его невеста нашла себе более удачливого спутника. Мистер Брэндшоу, видимо, уверен в неотразимости своей фигуры, своих рассказов о приключениях, своего героического ореола. Надо думать, у мистера Фуллера нашлись аргументы посерьезнее, раз он так легко овладел сердцем нашей красавицы. А наш кладоискатель остался в дураках! — со смехом произнесла Шарлотта. Казалось, она очень довольна таким поворотом событий. Женевьеве стало обидно за Лоуренса Брэндшоу. Она уже днем, когда наблюдала за игрой Фуллера и Жоржетты, чувствовала себя не в своей тарелке, а теперь язвительные замечания Шарлотты показались ей и вовсе несправедливыми.

— Мне не показалось, что мистер Брэндшоу так уж кичится своими физическими данными, — заметила она. — И потом, он много работает, и ему некогда ухаживать за мадмуазелью Жоржеттой и уделять ей столько времени, сколько ей хочется...

— Да он просто глуп, глуп, как пробка! — перебила ее Шарлотта. — Уверяю тебя, он не способен не только понять женщину, но и элементарно оценить положение, в каком он сейчас оказался. Нет, ты только вообрази мистера Брэндшоу, как он делает свою китайскую гимнастику с ветвистыми рогами на голове! — и Шарлотта залилась неудержимым смехом. Никогда Женевьева не видела свою подругу в таком возбужденном состоянии.

— Да, кстати, я почти закончила его скульптуру, — заявила Шарлотта. — Хочешь, покажу? Она в моей комнате.

Они вернулась в замок. Войдя в свою комнату, Шарлотта включила свет и сняла покрывало со стоявшей посередине комнаты скульптуры. Женевьева увидела фигуру человека, занятого, по всей видимости, упражнениями. Вначале она не могла понять, что непривычно в этой фигуре, потом поняла: у человека было три руки! Приглядевшись, она обнаружила, что глаз у фигуры тоже три. Тем не менее, это был именно Лоуренс Брэндшоу. Бронза точно передавала гибкость его тела, невозмутимый, готовый встретить любую опасность взгляд — хотя и трех глаз. Нет, эту фигуру трудно было представить с рогами на голове — они ей не шли. И в ней не было ничего смешного, мелкого, глупого, в чем создатель этого скульптурного портрета обвиняла саму модель.

Женевьева поделилась этими впечатлениями с Шарлоттой. Девушка пожала плечами:

— Возможно, я ему польстила... Иногда — особенно когда он рассказывает о своих приключениях — он очень хорош. Он ведь делает это совершенно без всякой рисовки, ты заметила?

— Пока что я заметила, что ты сама себе противоречишь, — заявила Женевьева. — Ты ведь только что обвиняла Лоуренса в позерстве.

Шарлотта еще раз пожала плечами:

— Человек сейчас такой, а через минуту другой... Смотря какой стороной он к тебе повернется.