Пейзаж с бурей и двумя влюбленными
Шрифт:
В комнате Вернона она нашла записку. Художник предлагал ей прийти после завтрака в его мастерскую, чтобы помочь развесить картины. Женевьева обрадовалась: у нее было неспокойно на душе, заниматься совсем не хотелось, хотелось двигаться, что-то делать, чтобы этим заглушить душевное беспокойство. Она решила пригласить с собой Доменика: все же лазить по стремянкам и вбивать гвозди — это больше мужская работа.
Правда, уговорить садовника оказалось трудным делом. “Конечно, Вернон великий художник, — возражал он на ее уговоры, — но чем более знаменит человек, с которым ты имеешь дело, тем выше надо держать
Художник обрадовался приходу Женевьевы, а еще больше — Доменика.
— Как здорово, что вы пригласили молодого человека помочь нам! — воскликнул он. — Я, как видите, уже начал, — он показал на несколько повешенных по-новому картин, — но таскать стремянку мне уже тяжеловато. А заодно и число зрителей увеличится — я надеюсь, вы тоже придете?
Последние слова были обращены прямо к Доменику. Тот пробормотал что-то в том духе, что он польщен, да... Впрочем, так оно и было.
Доменик с художником занялись развешиванием картин, а Женевьева взялась за окна: кажется, их не мыли все лето — что смогут разглядеть зрители сквозь такую грязь?
Работа была в самом разгаре, когда Женевьева заметила, что Доменик замер перед одной из картин. Да, это был тот самый пейзаж с бурей и двумя влюбленными. Бережно повесив картину на стену (Вернон отвел ей самое видное место), садовник еще не раз оглядывался на нее. Улучив момент, он шепнул Женевьеве:
— Слушай, а это... не выдумка? Аллегория?
— Думаю, что нет, — так же тихо ответила Женевьева. — Надеюсь, что он угадал точно. Впрочем, сегодня все узнаем.
“Как бы я хотела, чтобы догадка Вернона и вправду сбылась! — подумала девушка. — И как было бы хорошо, если бы это произошло до моего отъезда — если мне действительно придется уехать”.
Наконец все было готово. Напоследок Женевьева вымыла полы; теперь мастерская блестела, как настоящий выставочный зал. Вернон торжественно закрыл ее на замок, горячо поблагодарив Женевьеву и Доменика за помощь. До открытия оставалось еще несколько часов. Доменик сказал, что пойдет займется своими делами, а Женевьева решила просто погулять.
Она направилась в свою любимую рощу секвойи. Она уже подходила к ней, когда из-за поворота аллеи вышли два человека.
Это были Лоуренс и Шарлотта — но как они изменились, как были они непохожи на тех людей, которых Женевьева привыкла видеть каждый день и, кажется, хорошо знала! Лицо Шарлотты светилось радостью; она словно стала красивее и даже выше ростом. Лоуренс был спокоен, как обычно, но его спокойствие уже не казалось маской, которая что-то скрывает. Они шли, держась за руки.
Увидев Женевьеву, Шарлотта сделала движение, чтобы освободить свою ладонь из забинтованной ладони кладоискателя, но Лоуренс удержал ее.
— Мы гуляем и все никак не нагуляемся, — объяснил он, когда Женевьева подошла ближе. — А вы как — подготовили выставку?
— Да, все готово, — ответила Женевьева, оглядывая своих друзей и чувствуя, как помимо ее воли на лице расползается счастливая улыбка.
— Ну что же — значит, скоро встретимся там. Наверняка Вернон приготовил много интересного, — заключил Лоуренс с загадочной улыбкой.
Каждый пошел своей дорогой.
Итак, Лоуренс все же нашел в себе силы и объяснился в любви! Женевьева только сейчас осознала значение того, что она сейчас видела. Как здорово! Каким счастьем светились их лица! Интересно, когда к ней, Женевьеве, придет настоящее чувство, она тоже будет выглядеть такой счастливой?
Ей хотелось петь, читать стихи, танцевать — как вчерашним утром, когда она поговорила с Лоуренсом и показала ему картину. Хотелось с кем-то поделиться радостью. С кем же? Конечно, с Домеником! И как она не сообразила — он пошел работать, а она — гулять. А ведь он ей помог. Теперь она поможет ему. И она отправилась искать Доменика.
Она нашла садовника в аллее старых платанов. Он с пилой в руках вырезал лишние ветки и на предложение Женевьевы помочь ему вначале ответил категорическим отказом — что, мол, она выдумала, пусть занимается своими делами — но затем прислушался к ее настойчивым просьбам, дал ей старую куртку и объяснил, что делать. Постепенно Доменик увлекся, рассказал Женевьеве, как отличать ветки, которые требуется вырезать, как формировать крону.
— Если хочешь, я потом научу тебя ухаживать за цветами, — предложил он. — Впрочем, вряд ли у нас будет время для этого...
— Ой, а ведь мы и правда забыли о времени! — спохватилась Женевьева. — Не знаю, будет ли у нас время потом, но сейчас его явно нет: мы с тобой можем опоздать на выставку! А ведь мне еще надо переодеться.
Она помчалась к себе. Ничего не выглажено, не приготовлено! В чем она пойдет? Наконец она выбрала наряд и поспешила к мастерской Вернона. Женевьева успела как раз к торжественному моменту: художник открыл двери мастерской, и посетители вошли внутрь. Женевьева заметила, что Вернон пригласил не только ее с Домеником, но буквально всех живущих в замке: здесь были и Катрин с Эмилией, и Франсуа, и Гастон с Марселем.
Все разбрелись в разные стороны, осматривая картины. Женевьева подошла к группе, в которой были Камилла и Шарлотта; они о чем-то спорили.
— Мне кажется, Филипп стал писать в менее экспрессивной, более спокойной внешне манере, но по содержанию полотна стали более сюрреалистичными, — говорила Камилла. — Правда, этот “сюр” не бросается в глаза, а воспринимается как какая-то странность. Сразу и не поймешь, в чем дело, и только когда приглядишься, понимаешь, что тут не так. Вот этот пейзаж с озером. Все вроде в порядке: сети на берегу, рыбак красит лодку... Но ведь озеро-то высохло, от него осталась лишь небольшая лужа, на бывшем дне пасутся козы...
— А мне кажется, что “сюр” — это всегда искажение реальности, то, чего не может быть — вроде мягких часов у Дали, — возражала ей Шарлотта. — А Вернон ничего не искажает. Его полотна не сюрреалистичны, а абсурдны.
Однако вскоре все споры стихли, и как-то незаметно все посетители собрались в одном месте, вокруг одной картины — той самой, которая в свое время поразила Женевьеву, а затем Доменика. Зрители перешептывались, видно было, что многим хочется задать один и тот же вопрос. Вернон заметил настроение собравшихся и выступил вперед.