Пейзаж с убийцей

Чехонадская Светлана

— А других машин?

— Я не помню. Мне ничего не бросилось в глаза. Но ведь, вы говорите, здесь всех допрашивали, когда искали убийц Штейнера.

— Надо посмотреть дело. Если бы вы раньше рассказали, я бы сразу поинтересовался… Теперь относительно жертвы. Вы сказали: пожилой. Почему?

— У него было такое темное лицо… Как у старого работяги. Обветренное такое.

— Во всяком случае, не Штейнер. Тот был молочно-белый.

— Может, еще что-то в движениях, в строении тела, обтянутого простыней… Ну, вот вы сегодня спрашивали

сам себя: сколько информации остается в пассиве? И у меня также. Какие-то признаки убедили, что он пожилой.

Михайлов замолчал, возясь с ключами. Он отпер дверь, зашел в отделение первым. Сразу направился к чайнику, потирая озябшие руки. Елена опустилась на табуретку, привалилась спиной к стене.

— Устали? — спросил он, искоса поглядывая на нее.

— Не выспалась…

— Одного я не могу понять, — он вздохнул. — Даже если вы заметили что-то, какого черта вас преследуют? Ведь убийство одиннадцать лет назад раскрыто. Зачем ворошить прошлое?

Она пожала плечами.

— Вас, по-моему, что-то расстроило в доме Штейнера. — Михайлов достал из шкафа стаканы в подстаканниках, явно реквизированные у министерства путей сообщения. — Вы такая впечатлительная?

— Мне показалось, за мной следят из-за кустов… Можете вызывать психушку. Вы и так были неестественно терпимы.

— Какая вы колючая, оказывается! — Он засмеялся. — Зачем же психушку? За вами действительно следили. И уже через пять минут вся деревня будет знать, что я выдавал постороннюю мадам за родственницу.

— Почему это?

— Потому что за вами следил тот, кто инициировал все ваши неприятности. И кто вас знает. Долгушина!

— С чего вы взяли?

— Я видел ее. Она за забором пряталась. Да она там живет!

— Где?

— В соседнем доме. А если точнее, то со всех сторон.

— Со всех сторон?

— Ну, да. Раньше она жила в том доме, что стоит перед штейнеровским, если смотреть от начала поселка. Потом она этот дом отдала сыну с невесткой, а себе купила тот, что с другой стороны. Точнее, как купила… Там дело мутное. Купчую мой крестный видел, ее даже нотариус заверил, но сам продавец не появился на сделке. Доверенность прислал.

— Пропал, что ли?

— Вам, конечно, хочется, чтобы кто-нибудь у нас пропал, я вас понимаю… Но нет, почему пропал? Он и до этого здесь нечасто появлялся.

— В городе живет?

— Что вы к нему прицепились? Думаете, весь этот ваш сыр-бор разгорелся из-за дома ценой в сто пятьдесят тысяч рублей?

— Ну уж — сто пятьдесят тысяч!

— Между прочим, штейнеровский дом как раз за эту сумму и продают!

— Всего?! Как я теперь понимаю хозяйку! Какой же я придирой выглядела!

— Всего? — передразнил он ее. — Не придира, а настоящая москвичка! Разве так можно о деньгах: «всего»! Для нас это много.

— Ладно вам! Вы все-таки скажите, что с предыдущим хозяином? Может, он был свидетелем убийства Штейнера и его убрали? Дом-то рядом!

— Нет, у нас в деревне еще не родился

тот, кто мог бы убрать этого человека. Да и в Новосибирске, пожалуй, не родился. Это очень авторитетный дядечка. И никто, собственно, не сомневается, что сделка по продаже дома была честной, как раз потому, что иначе к его имуществу даже сумасшедший отморозок не приблизился бы.

— Крутой дядечка — и в таком доме? Не рассказывайте сказки! У вас в Корчаковке кто крутым-то считается?

— Ну, вы, может, слышали, что есть категории граждан, которые не могут себе позволить вызывающей роскоши, даже если у них есть деньги.

— Вор в законе, что ли?

— Говорят, да. Он пока сидел, с его дома пылинки сдували. Это его родительское наследство. Детские воспоминания, маманя родная… Он выходил из тюрьмы, потом снова в тюрьму возвращался. Потом снова сел. Году в девяносто третьем, что ли… По-моему, как раз из тюрьмы доверенность и прислал. А у Долгушиной муж — сам не раз сидел. Он бы Антипова никогда обокрасть не осмелился.

— Кого?!

— Антипова. Его зовут Виктор Семенович Антипов. Знаменитый в определенных кругах человек… Да вы что?!

Все поплыло у нее перед глазами: какие-то снежные бури, холодные синие всполохи; изнанка век пошла багровыми кругами, в ушах запищали миллионы августовских комаров, чье-то липкое крыло осторожно коснулось левой половины тела.

Впрочем, какие-то воспоминания в этот момент еще были связными — и как подбирала имя, и как строила биографию, как вообще писала этот свой детектив — из ничего! из одной подсмотренной сценки! — как придумывала его главного героя, Виктора Семеновича Антипова….

В затылок ударилась тупая пробка — да, пробка. Она почувствовала тошноту, и сознание отключилось.

Глава 12

ХОЛОДА

Холода накрыли всю страну — от Байкала и до Бреста. Северные ветры дули вдоль карты и поперек карты, их ожесточенное движение было равномерным и нестихающим, казалось, что они так и несутся вокруг земного шара, не замечая препятствий, что они проходят выше гор или сквозь горы, не согреваются в теплых краях, и этому кружению не будет конца.

Везде, где было чуть повыше, выпал первый снег. В низинах просто стоял лютый холод, и земля в них стала твердой, как камень.

Алтай еще немного потрясывало. Люди этого уже не чувствовали, но приборы регистрировали сотни новых толчков, а сейсмологи умиленно наблюдали за графиками: рост молодых и несказанно прекрасных гор получал все новые подтверждения.

В Москве у многих в эти дни болела голова. Каждый справлялся с болью по-своему. Например, Ольга — редактор частной телекомпании — пила третьи сутки. Она даже не замечала, что в квартире давно нет сына — четвероклассника. Единственное, что ее немного беспокоило в моменты просветления — это необходимость объясняться с шефом. Чтобы не переживать, она снова напивалась еще с утра.