Пи-человек
Шрифт:
– Что?
– Спокойствие, Долан.
– Спокойствие!
– Об этом же меня спрашивали в Женеве, Берлине, Лондоне, Рио. Позвольте мне объяснить.
– Слушаю вас.
Я глубоко вздохнул. Это всегда так трудно. Приходится обращаться к метафорам. Время три часа ночи. Боже, сохрани мне английский.
– Вы любите танцевать?
– Какого черта?!.
– Будьте терпеливы, я объясню. Вы любите танцевать?
– Да.
– В чем удовольствие от танца? Мужчина и женщина вместе составляют... ритм, образец, форму.
– Ну?
– А парады... Вам нравятся парады? Масса людей, взаимодействуя, составляют единое целое.
– Погодите, Сторм...
– Выслушайте меня, Долан. Я чувствителен к формам... больше, чем к танцам или парадам, гораздо больше. Я чувствителен к формам, порядкам, ритмам Вселенной... всего ее спектра... к электромагнитным волнам, группировкам людей, актам враждебности и радушия, к ненависти и добру... И я обязан компенсировать. Всегда.
– Компенсировать?
– Если ребенок падает и ушибается, его целует мать. Это компенсация. Негодяй избивает животное, вы бьете его. Да? Если нищий клянчит у вас слишком много, вы испытываете раздражение. Тоже компенсация. Умножьте это на бесконечность и получите меня. Я должен целовать и бить. Вынужден. Заставлен. Я не знаю, как назвать это принуждение. Вот говорят: экстрасенсорное восприятие, пси. А как назвать экстраформенное восприятие? Пи?
– Пик? Какой пик?
– Шестнадцатая буква греческого алфавита, обозначает отношение длины окружности к ее диаметру. 3,141592... Число бесконечно... бесконечно мучение для меня...
– О чем вы говорите, черт побери?!
– Я говорю о формах, о порядке во Вселенной. Я вынужден поддерживать и восстанавливать его. Иногда что-то требует от меня прекрасных и благородных поступков; иногда я вынужден творить безумства: бормотать нелепицу, срываться сломя голову неизвестно куда, совершать преступления... Потому что формы, которые я воспринимаю, требуют регулирования, выравнивания.
– Какие преступления?
– Я могу признаться, но это бесполезно. Формы не дадут мне погибнуть. Люди отказываются присягать. Факты не подтверждаются. Улики исчезают. Вред превращается в пользу.
– Сторм, клянусь, вы не в своем уме.
– Возможно, но вы не сумеете запрятать меня в сумасшедший дом. До вас уже пытались. Я сам хотел покончить с собой. Не вышло.
– Так что же насчет передач?
– Эфир переполнен излучениями. К ним я тоже восприимчив. Но они слишком запутанны, их не упорядочить. Приходится нейтрализовывать. Я передаю на всех частотах.
– Вы считаете себя сверхчеловеком?
– Нет, никогда. Просто я тот, кого повстречал Простак Симон.
– Не стройте из себя шута.
– Я не строю. Неужели вы не помните считалку: "Простак Симон вошел в вагон, нашел батон. Но тут повстречался ему Пирожник. "Отдай батон!" воскликнул он". Я не Пи-рожник. Я - Пи-человек.
Долан усмехнулся.
– Мое полное имя Симон Игнациус Долан.
– Простите, я не знал.
Он посмотрел на меня,
– Пи-человек,- объяснил я.
– Ну, хорошо,- сказал он.- Не можем вас задерживать.
– Все пытаются,- заметил я,- никто не может.
– Кто "все"?
– Контрразведки, убежденные, что я шпион; полиция, интересующаяся моими связями с самыми подозрительными лицами; опальные политики в надежде, что я финансирую революцию; фанатики, возомнившие, что я их богатый мессия... Все выслеживают меня, желая использовать. Никому не удается. Я часть чего-то гораздо большего.
– Между нами, что это были за преступления? Я набрал воздуха.
– Вот почему я не могу иметь друзей. Или девушку. Иногда где-то дела идут так плохо, что мне приходится делать пугающие жертвы, чтобы восстановить положение. Например, уничтожить существо, которое люблю. Я... имел собаку, Лабрадора, настоящего друга. Нет... не хочу вспоминать. Парень, с которым мы вместе служили во флоте... Девушка, которая любила меня... А я... Нет, не могу. Я проклят! Некоторые формы, которые я должен регулировать, принадлежат не нашему миру, не нашему ритму... ничего подобного на Земле вы не почувствуете. 29/51... 108/303... Вы удивлены? Вы не знаете, что это может быть мучительно? Отбейте темп в 7/5.
– Я не разбираюсь в музыке.
– И не надо. Попробуйте за один и тот же промежуток времени отбить правой рукой пять раз, а левой - семь. Тогда поймете сложность и ужас наплывающих на меня форм. Откуда? Я не знаю. Эта непознанная Вселенная слишком велика для понимания. Но я должен следовать ритму ее форм, регулировать его своими действиями, чувствами, помыслами, а какая-то
чудовищная сила
меня подталкивает
вперед и
и выворачивает
назад н а и з н а н к у...
– Теперь другую,- твердо произнесла Элизабет.- Подними.
Я на кровати. Половина (0,5) в пижаме; другая половина (0,5) борется с веснушчатой девушкой. Я поднимаю. Пижама на мне, и уже моя очередь краснеть. Меня воспитали гордым.
– Оm mani padme hum,- сказал я.- Что означает: о сокровище в лотосе. Имея в виду тебя. Что произошло?
– Мистер Долан сказал, что ты свободен,- объяснила она.- Мистер Люндгрен помог внести тебя в квартиру. Сколько ему дать?
– Cinque lire. No. Parla Italiana, gentile Signorina?[13]
– Мистер Долан мне все рассказал. Это снова твои формы?
– Si[14].
Я кивнул и стал ждать. После остановок на греческом и португальском английский, наконец, возвращается.
– Какого черта ты не уберешься отсюда, пока цела, Лиззи Чалмерс?
– Я люблю тебя,- сказала она.- Забирайся в постель... и оставь место для меня.
– Нет.
– Да. Женишься на мне позже.
– Где серебряная коробка?
– В мусоропроводе.
– Ты знаешь, что в ней было?