Пи*ец, сказал отец
Шрифт:
— Я тут подумал: когда я, наконец, помру и оставлю тебе наследство, у тебя уже и так все будет в порядке, это наверняка. Лучше уж дам денег сейчас, когда они тебе действительно нужны. Бери-бери: я все равно собираюсь на закате жизни впасть в детство и почти все сбережения растратить на ерунду.
Я нашел квартиру с двумя спальнями в Западном Голливуде, в небольшом доме с белыми оштукатуренными стенами, и снял ее напополам со своей бывшей однокурсницей, которую тоже влекла индустрия развлечений. Комнаты были облезлые, зато на ковре — интригующие пятна, о которых можно было бы сочинить гениальный сюжет для сериала «C.S.I.: Место преступления».
Поначалу
Я был не очень-то искушен в жизни, и Лос-Анджелес неоднократно подбрасывал мне сюрпризы. Первый же — в самую ночь новоселья. Я лег на старую широченную кровать и услышал из-за тонкой стены громкие, страстные любовные стоны. «А, у соседей там тоже спальня», — смекнул я. Соседей я пока еще не видел, но с порнофильмами был знаком хорошо, и моя фантазия немедленно создала образы — чумовая блондинка с гигантским бюстом и мужик без особых примет. Мой личный визуальный ряд, озвученный живыми людьми, так меня распалил, что через несколько минут я включил на компьютере порнофильм (единственный, какой у меня был на диске) и дал волю пальцам. Потом задремал.
На следующий день на лестнице я нос к носу столкнулся с моими страстными соседями.
— Привет, я Стивен, а это мой друг Лукас, — сказал тот, что пониже ростом.
«Привет, я Джастин, кстати, я вчера дрочил под вашу постельную сцену и подумал, что один из вас — баба, а теперь буду сомневаться в своей ориентации», — пробурчал я про себя. Вслух сказал:
— Очень приятно.
Моя однокурсница, девушка чрезвычайно способная и большая трудяга, через каких-то две недели устроилась на стажировку к некому продюсеру. И заодно на нормальную работу, чтобы прокормиться. Пока я неспешно распаковывал свои вещи, она вкалывала по девяносто, если не по сто часов в неделю. Я ее почти не видел. Что до меня, то я целыми днями рассылал свое резюме по студиям, пытался пристроиться на стажировку, а попутно претендовал на все вакансии, какие только попадались. Но меня взяли только на одну работу — развозить рекламу агентств недвижимости по магазинам «Севен-Элевен» в Большом Лос-Анджелесе. Утром я приходил на склад циклопических масштабов, грузил пачки буклетов в фургон и следующие восемь часов ломал голову, разыскивая очередной пункт назначения. Худшая экскурсия по Лос-Анджелесу, какую только можно придумать. Да и оформили меня по такому договору, что, мягко говоря, не озолотишься.
В Лос-Анджелесе у меня был только один настоящий друг — мой соавтор Патрик. В университете мы вместе поставили дипломный фильм, а потом сочинили наш первый сценарий для игровой полнометражной картины. Не сказать, чтобы у нас получались шедевры, но работать было очень весело. Мы учились на своих ошибках, а главное, хорошо действовали в паре и смеялись одним и тем же шуткам. Патрик перебрался в Лос-Анджелес чуть раньше меня и как умел посвящал меня в секреты города. Но за вычетом Патрика единственными людьми, с которыми я виделся регулярно, были трансвеститы, работавшие на панели прямо у моего дома.
Одна из этих дам как-то подошла ко мне. Я даже обрадовался: все-таки шанс поболтать с новым человеком!
— Это ваш? — спросила она, указав на мой белый «форд-рейнджер».
— Ага.
— Вчера вечером мою подругу случайно стошнило на ваш автомобиль. Я его отмыла, но все равно, думаю, надо извиниться, так что вы уж нас простите, —
От такой жизни я впервые, сколько себя помню, заскучал по родному дому.
— Ну как дела? — спросил папа по телефону, когда этак через месяц я позвонил домой безо всякого повода.
— Да в общем-то очень даже неплохо, — сказал я, стараясь ничем не выдать, что на душе у меня пасмурно.
— Чушь собачья! Врешь ты все — по голосу слышу.
— Ну, в общем, пап, могло быть и лучше.
И я ему все выложил — излил душу.
— Знаешь что: я очень рад, что ты от меня ничего не утаиваешь, но в следующий раз, когда я спрошу: «Как дела?» — лучше не рассказывай, как дрочил под стоны соседских гомиков, — засмеялся папа. — Послушай, ты в Лос-Анджелесе всего месяц. Быстро только кошки родятся. Спилберг небось Спилбергом не за месяц стал. А первое время наверняка никому не был на фиг нужен. И на морду он намного уродливей тебя, учти.
Он немножко поговорил со мной о «Падрес» и «Чарджерс», [14] о том, как поживают мама и братья, и у меня отлегло от сердца. Я с новым упорством возобновил поиски работы, и всего через пару месяцев меня взяли официантом в кафе «Крокодил» в Пасадене. Нечто типа «Ти-Джи-Ай Фрайдиз», только поскромнее. Незавидное достижение. Впрочем, папа был иного мнения:
— Не говори ерунды, ты молодец. В Лос-Анджелесе в официанты берут не всякого. Предпочитают актеров, а их в Лос-Анджелесе — как собак нерезаных. Мы с мамой тобой гордимся. Вот что, мы к тебе приедем и отметим это дело. Мы угощаем!
14
«Падрес» — бейсбольная команда из Сан-Диего. «Чарджерс» — футбольная команда из Сан-Диего.
— Ну что ты, пап, не стоит беспокоиться.
— Чушь собачья!
(Папа обожает выражение «чушь собачья» и употребляет его в самых разных случаях. Смысл зависит от интонации. На сей раз словосочетание означало: «Даже не пробуй спорить»).
Родители старались вселить в меня веру в собственные силы. Они понимали: иначе мне нечего надеяться на жизненный успех. Как-никак я не Чарльз Буковски: мое самоедство никогда не станет плодородной почвой для писательского таланта и высоких гонораров. Прежде чем положить трубку, папа решительно заявил:
— Я тебя свожу в «Лорис прайм риб»!
«Лорис» известна в основном своей фирменной солью с пряностями, которая продается во всех крупных магазинах. Но в Лос-Анджелесе эта компания держит знаменитый стейкхаус «Лорис прайм риб ресторан». Папа его обожает. Вскоре после нашего телефонного разговора он заставил маму (кстати, она сломила его сопротивление и провела домой интернет) завести ему ящик электронной почты только для того, чтобы послать мне ссылку на сайт «Лорис». В теме письма значилось «Лорис», а в самом письме была всего одна фраза: «Настоящий стейк!» — и гиперссылка на меню.
В следующую пятницу родители заехали за мной на «шеви-блейзере» Ивэна (сам-то он уехал на Гавайи и посвятил себя дайвингу, а машину оставил на хранение).
— Кто готов съесть настоящий стейк? — риторически спросил папа, когда я залез в машину.
И тут же принялся меня расспрашивать, над чем я работаю, как мне живется в Лос-Анджелесе и вообще обо всем, что пришло ему в голову за двадцать минут, пока мы добирались до перекрестка бульваров Ла-Сьенега и Уилшир. У ресторана нас ждал Патрик — я его пригласил. Мы встретились в холле и вчетвером прошли в зал. Первый тост папа поднял за нас с Патриком: