Пифагор
Шрифт:
— Конечно, ты правильно приказал высечь одни имена. «Радуйся!» было бы неуместно. Сколько бы самосцев радовались, если бы им раньше голову проломили. И ещё больше будет тех, кто тебя осудит за то, что ты тратишь деньги на сохранение памяти наших врагов.
— Доблестных, — добавил Поликрат. — От них бежала наша сотня. Можно было бы, конечно, написать «Радуемся!» в том смысле, что их было только двое. Окажись их пятеро, ещё неизвестно, стояли бы мы с тобой здесь...
— Чего мы ждём? — спросил Меандрий, отбрасывая носком сандалии камешек. Он угодил в
— Обещал подойти Анакреонт, — отозвался Поликрат. — Видимо, что-то ему помешало. А я и впрямь радуюсь, что их не просто швырнули в яму. О том, что мы ценим храбрость врагов, узнают там.
Он протянул руку в направлении моря.
— Вспомни, Меандрий, Гомера — ведь он оплакивает и ахейцев, и троянцев. Кто знает, может быть, это моё деяние запомнится более всех других.
— Во всяком случае, в Спарте, — сказал Меандрий. — Вот у этого Архия в то время, когда он здесь сражался, родился ребёнок. По спартанскому обычаю его назовут Самием или Самией.
— Откуда тебе это известно? — удивился Поликрат.
— Спартанские обычаи? — улыбнулся Меандрий.
— Да нет, что родился...
— Во всяком случае, должен был родиться. Ведь во время игр я был в Олимпии. Там об участниках игр знают все.
Поликрат покачал головой:
— Ну и ну... А я решил, что у тебя есть свои люди даже среди спартанцев.
— Только среди периэков [50] , — уточнил Меандрий. — Но вот я вижу Анакреонта. Он торопится. Пойдём ему навстречу.
50
Периэки — свободное, но, подобно метекам других полисов, негражданское население Спарты.
— Прости меня, Поликрат, — проговорил поэт, тяжело дыша. — Я уже собирался выходить, как вдруг появился ожидаемый мною корабль. Я отправляюсь прямо сейчас и не смогу тебя проводить. Ты не в обиде?
— Конечно, нет, — отозвался Поликрат, — только не опоздай вернуться к моему приезду из Азии. Ведь у нас тоже будет торжество не хуже того, на какое ты приглашён в Афины. Главное ведь не сокровища, а то, что установился мир с Оройтом. Я уверен, если бы это сближение произошло раньше, мои враги не посмели бы напасть на Самос.
— Обязательно вернусь. Но скажи, сколько дней ты пробудешь в Магнезии?
— Дня три, не более, и ещё четыре дня на дорогу. Меандрий за это время всё приготовит к торжествам.
— Конечно! — отозвался Меандрий. — Соскребу всё, что осталось в казне.
Беглецы
Силосонт и Эвном угрюмо сидели на связке канатов у мачты, Леонтион стоял у кормила.
— Потеряно всё, — простонал Силосонт. — Нас предали. Ведь уговор с эфорами был на месячную осаду. Они простояли три декады и удалились. Хорошо ещё, что мы успели сесть на корабль.
— И как объяснил свои действия Дориэй? — поинтересовался
— Ему хватило одного слова: «Приказ». Но выглядел он расстроенным. Думаю, что снятие осады было для него такой же неожиданностью, как и для нас. Эфоры не имеют привычки обосновывать свои решения. Причину предательства мы, возможно, впоследствии узнаем — восстали ли илоты, или с самого начала эфоры задумали над нами поиздеваться. Но легче нам не станет. У нас теперь нет ни кораблей, ни денег.
— Но корабли нам должны вернуть! — перебил Эвном. — Зачем они Спарте?
— Должно быть, вернут и одновременно прикажут аргосцам лишить нас гостеприимства. Ведь и те рассчитывали на вознаграждение.
— А если сначала добыть деньги? — послышался голос Леонтиона.
Эвном рассмеялся:
— Пошарь на морском дне. Там, говорят, их россыпи. Да и Посейдон к тебе, как известно, благоволит.
— На дно нам ещё рано! — весело произнёс Леонтион. — Вот показался берег. Это остров Сифнос с его золотыми россыпями. Вместо того чтобы платить дань Поликрату, островитяне одолжат нам, допустим, десять талантов. А если откажут, вытянем в десять раз больше.
— Опомнись! — возмущённо простонал Силосонт. — Мы же не пираты! Если мы нападём на Сифнос, это станет известно всем эллинам. Никто нам больше не предоставит убежище. Да и боги...
— Опять боги! — завопил Леонтион. — А твой братец думал о богах, когда завоёвывал и порабощал остров? Когда убивал твоего брата? Когда отсылал нас в египетское рабство? Коль опасаешься гнева небожителей, полезай в трюм. А я со своими людьми выйду на берег и добуду денег взамен тех, какие у тебя выманили эфоры, куплю островок Гидрею. Я его уже давно присмотрел. Переведу на него самосцев, а там уже решим, с кем воевать, куда плыть.
Произвол
Дориэя ввели в лесху тридцати. На скамьях сидели геронты, на возвышении перед ними — эфоры.
— Подойди сюда, — проговорил старший эфор, указав царевичу место, где он должен стоять.
После этого он продолжил:
— В то время как ты с воинами осаждал Самос, мы здесь со старейшинами совещались о назначении царя взамен твоего умершего отца. Посылая тебя против Поликрата Самосского, мы рассчитывали, что ты возьмёшь город с ходу, и это позволило бы назвать тебя царём как победителя. Но этого не произошло, и мы решили, что нашим царём будет твой старший брат Клеомен.
Дориэй вскинул голову:
— Позволь мне сказать.
— Говори.
— Клеомен старше меня, но он сын Дориды, второй жены моего отца. Если вы считаете, что Клеомен достоин быть царём более, чем я, почему вы не послали на Самос его?
Эфоры переглянулись.
— Вы молчите, — продолжал Дориэй. — Тогда я отвечу за вас. Потому что вам известно, что Клеомен слабоумен и ему нельзя доверять войско. Я вернулся лишь без двоих воинов. Будь он на моём месте, вряд ли бы уцелела и половина. Ведь нам Поликрат устроил засаду.