PiHKAL

Шульгин Александр

— Да, чувствуется, — согласился со мной Шура. — По крайней мере, мы с тобой не станем никому говорить, что не надо волноваться, путешествуя по Германии, потому что практически все там говорят по-английски!

Я засмеялась и застонала при воспоминании о наших поисках гостиницы ранним утром.

Посмотрев на наши небольшие съестные припасы, разложенные на столе, я приняла решение.

— Шура?

— Элис?

— Меня только что осенило. Может быть, сейчас подходящее время для 2C–I, [68] как ты думаешь? Вдруг это позволит мне управлять этим отчуждением? Это лишь идея. Скажи «нет», если очень устал, или считаешь, что по какой-то причине мы не должны

этого делать.

68

4-иодо-2,5-диметоксифенэтиламин.

Мы привезли с собой четыре дозы МДМА и две дозы 2C–I — просто так, на всякий случай. Мне подумалось о том, может статься, что мы впустую потратим хороший, сильнодействующий галлюциноген, если окажется так, что мы не сможем заниматься любовью по причине усталости. Однако перспектива принять 2C–I и испытать то, что мы могли бы испытать, была очень заманчивой.

— Отлично, — сказал Шура. — Но если мы собираемся это делать, то нужно поторопиться. Завтра целый день я буду занят на конференции.

Я потянулась и зевнула: «Прямо сейчас — мне подходит. Мы не должны проспать, если примем то, что надо, сейчас».

Шура распаковал свой набор с пузырьками и достал оттуда два из них. На каждом было написано «2C–I, 16 мг». Мы набрали немного водопроводной воды в каждый пузырек и аккуратно встряхнули их. Потом мы чокнулись нашими пузырьками. «За нас», — сказал Шура. «За приключения», — сказала я, и мы проглотили содержимое пузырьков. На вкус эта штука была не лучше остальных. «Бе», — покривилась я, а Шура стал рисоваться передо мной, причмокивая губами и протягивая аппетитное «у-у-у», проигнорированное мной. Я открыла бутылку с апельсиновой содовой и налила себе немного в стакан, который взяла из ванной, заметив Шуре, что, если уж ему так нравится вкус 2C–I, то я не предлагаю ему содовую, чтобы запить наркотик. Он сказал, что выпил бы чуть-чуть, чтобы составить мне компанию.

Пока Шура ходил в ванную, я поняла, как надо расстилать простыни и стеганые одеяла. Потом я проверила жалюзи, но перед этим еще раз выглянула на спокойную улицу под нашим окном. Когда Шура вернулся в комнату, мы сдвинули кровати вместе, недовольно бурча и в этой связи размышляя о сексуальной жизни немцев. Мы же просили двуспальную кровать, а они дали нам номер с двумя узкими односпальными.

Потом, раздевшись догола и нырнув под большие стеганые одеяла, нежными прикосновениями мы начали исследовать кожу друг друга и делиться впечатлениями от увиденного за день. Мы почувствовали первые признаки воздействия 2C–I, и тогда я окинула беглым взглядом комнату, освещенную лишь мягким светом одного ночника. Обои в нашем номере были в викторианском стиле — с цветочками, в сине-серых и белых тонах. Стоявший в комнате стол был из полированного темного дерева. Ковер на полу был красным, а на окнах висели шторы цвета какао. Я решила, что комната мне нравится, особенно обои. Все вокруг меня слегка двигалось и мерцало. Это означало, что эффект 2C–I можно было сейчас оценить, по меньшей мере, на плюс два. Наконец, я вернулась к Шуре. Пока мы разговаривали, наши лица разделяло не больше нескольких дюймов. Внезапно я осознала, что прямо за нашим окном что-то есть. Оно было огромным и мощным, и я испугалась, подумав, а что если оно попытается проникнуть внутрь. Я вскочила и села на кровать. «Что такое?» — спросил Шура.

— Меня только что пронзило необычное ощущение. Мне показалось, что за окном что-то есть, я почувствовала чье-то присутствие. Понятия не имею, что это такое, но, Боже мой, какое же оно сильное!

— Ты хочешь, чтобы я посмотрел туда?

— Не думаю, что ты на самом деле что-нибудь увидишь, милый. Это что-то ужасно огромное, размером с гору, и очень могучее. Кажется, темно-серого цвета. Честно говоря, оно меня немного

пугает. Что, черт возьми, может там быть? Я никогда ничего подобного не чувствовала раньше.

— Ну, я взгляну в любом случае, — сказал Шура Он выбрался из-под одеяла и поднял жалюзи. — Ничего, все чисто. — Он вернулся на кровать и сел, скрестив ноги. Он внимательно смотрел на меня.

— Это очень странно, — сказала я, обхватив свои колени и пытаясь представить, что могло быть за окном и стараться проникнуть к нам в комнату, чтобы мы его признали. Я склонила голову и закрыла глаза, максимально открывшись навстречу присутствию.

— Это похоже… мне трудно придать этому форму, но если бы мне пришлось, я бы сказала, что, может быть, оно похоже на пирамиду, что-то вроде того. Я даже не знаю, добро оно несет или зло; просто оно громадное и сильное. Это самое точное, что я могу о нем сказать. Похоже на пирамиду, ужасно старую и невероятно огромную. Не похоже, что в этом есть что-то человеческое.

— Если ты не чувствуешь там ничего человеческого, то что оно тебе напоминает? — спросил Шура.

— Я не могу сказать, что оно мне что-то напоминает. Это абсолютно новые для меня переживания, — я продолжала пытаться коснуться этой штуки своим разумом, будто слепец, ощупывающий скульптуру настойчивыми руками.

Через несколько минут я сказала Шуре: «Теперь я не уверена в том, что там нет ничего человеческого. Возможно, у него есть что-то общее с людьми, но оно не похоже на человека. Думаю, в каком-то смысле это часть человеческого мира, но оно слишком большое, чтобы быть отдельным человеком». Я взяла Шуру за руку и добавила: «Я знаю, все это бессмысленно, но я изо всех сил стараюсь понять, что это. Больше всего я хочу оттолкнуть это, но, может быть, моя реакция объясняется лишь тем, что оно такое странное, и я не могу определить, что это такое».

— Оно тебя пугает? — спросил Шура.

Я задумалась на секунду, потом сказала: «Нет, не совсем так. Просто испытываешь сильное удивление, когда совершенно неожиданно начинаешь чувствовать что-нибудь такое огромное, как это».

— Почему бы тебе не лечь на спину и не закрыть глаза, — предложил Шура. — Просто позволь прийти ощущениям. Не пытайся отталкивать это Позволь ему самому сказать тебе, что оно такое.

Я сказала, что дам ему возможность сделать это.

Мы легли рядом, и я стала вслух размышлять о том, что это могла быть за штука. Может быть, это собор, который находится всего в нескольких кварталах отсюда? Но это невозможно, потому что собор был наполнен теплом и миром. Может, это какие-то воспоминания о фашизме? И это тоже было не то. Эта штука не излучала зла.

— Мне кажется, оно находится где-то за пределами добра и зла, — сказала я, продолжая мысленно, каждой своей антенной, прощупывать то, что было за окном. — Или, может, оно включает в себя и то, и другое.

Ответ пришел ко мне, как обычно приходят такие ответы, — как подтверждение того, что какая-то часть меня уже знала. Ответ был ясным, четким и несомненным.

Я повернулась к Шуре и сказала: «Я знаю, что это такое! Это город. Аахен! Это город целиком, все, чем когда-либо был Аахеи за прошедшие тысячелетия. Я чувствую город, все жизни и смерти, которые случались здесь, и все, что здесь происходило!»

Шура кивнул мне.

Я снова села на кровать, продолжая говорить:

— Вот оно, милый, вот оно! Боже мой, вот это опыт! Я раньше никогда не чувствовала город таким образом. Он не похож на человека, но у него есть своя сущность, это почти личность; он на самом деле имеет форму пирамиды и напоминает гору, и он невероятно сильный!

— Теперь, когда ты выяснила, что это такое, каким ты его чувствуешь — дружелюбным или нет? — спросил Шура.

— Ни тем, ни другим. Он просто находится там. Он существует. Он вмещает в себя и добро, и зло, и все остальное, чем является человеческая жизнь. Bay! Это просто фантастика!