PiHKAL
Шрифт:
Потом неподалеку от нас из-за деревьев раздался женский голос. Голос звал собаку, чье неподвижное тело лежало на дороге под взглядом шестерых людей, стоявших под дождем и беззвучно рыдавших.
Пока мы медленно шли мимо машины, мимо склонившегося над собакой водителя, мимо задвигавшихся женских фигур на холме, я поняла кое-что еще. Я сказала Сэму, что, пока животное билось в агонии, я ощутила, что все вокруг нас сжалось, задержало дыхание.
— После смерти собаки все вернулось в обычное состояние, — сказала я Сэму. — Я имею в виду, что врагом, ужасом была не смерть, а боль. Деревья и все остальное вокруг меня вновь задышали, когда боль прекратилась, —
Какое-то время мы шли молча, а потом Сэм сказал:
— Помню, как однажды в середине эксперимента с пейотом увидел мертвую птицу, она лежала в траве. Я остановился, чтобы посмотреть на бездыханное тельце, я хотел понять смерть, узнать, что это такое, как она выглядела, когда я смотрел на нее в другом состоянии. Я рассматривал трупик птицы, и тут меня осенило: все части тела птицы разлагались и уходили обратно в землю, какие-то — быстро, какие-то — медленно; так или иначе, все возвращалось в землю, именно так все и было задумано. Жизнь, которая билась в птице, принадлежала иным сферам, туда она и отправилась, а то, что осталось, — физическая оболочка — возвращалась туда, чему принадлежала ОНА. И это было правильно. Смерть была просто переходом из одного состояния в другое.
Я кивнула Сэму, вспомнив некоторые фразы из прочитанных книг и статей о переживаниях людей под воздействием галлюциногенов, например: «Все происходит так, как должно происходить» или такое же приводящее в бешенство заявление «Я в порядке, ты в порядке», которое всегда звучало невыносимо по-дурацки и самодовольно. Нередко я со злостью думала, что написавшие эти строки без труда забывали о калькуттских младенцах, найденных в мусорных баках, закрывали глаза на горе, боль и одиночество и прочие страдания, выпадающие на долю всех людей в мире. Я говорила про себя, что такое мог написать только ненормальный, восхищающийся тем, что жизнь идет так, как нужно. Несмотря на это, я не отказывалась от чтения подобных произведений, однако, будучи человеком либеральных настроений, я всегда стискивала зубы, сталкиваясь с такими идиотскими фразами.
Теперь — теперь я должна была взять обратно все свое негодование и возмущение, потому что начала действительно понимать, что к чему. Я остановилась на дороге и стала смотреть на Сэма и не только на него — на все, что было вокруг, на серое небо, и я знала, что все в мире происходило в полном соответствии с тем, как было задумано, что со вселенной было все в порядке, что где-то существовал Разум, которому было известно обо всем, что происходит на земле, поскольку он и был всем происходящим. Знала я и то — своим умом я дошла до этого или нет — что все было хорошо. Я просто знала это, как и то, что буду пытаться выяснить это позже, но должна принять эту истину прямо сейчас, стоя на мокрой дороге в парке «Золотые ворота» рядом с терпеливым, молчаливым другом, который ждал, когда я захочу чем-нибудь с ним поделиться.
Я сказала:
— Я только что поняла, что все идет так, как положено. Надеюсь, что ты поймешь, поскольку прямо сейчас я могу выразить это лишь в такой форме.
Сэм снова кивнул мне.
Мы пошли дальше, пока не оказались неподалеку от Калифорнийской академии наук — огромного каменного здания, напротив которого, на другой стороне окружности, расположился музей де Янга. В пространстве между двумя этими зданиями находился небольшой парк. Там не было травы, зато стояла сцена для оркестра, а под деревьями было расчищено место для стульев. Люди приходили сюда весной и летом, чтобы послушать музыку.
— Давай
Господи, и как это ты ухитряешься не передавать такую энергию остальным людям?
Оставшись незамеченными, мы прошли через обширную ротонду, и Сэм повел меня смотреть на рыб. Там было мило и темно, если бы не эти лампы на аквариумах. Я остановилась перед аквариумом, где плавало много мелких и быстрых рыбок, и превратилась во все эти крошечные серебристые тела одновременно.
Как я могу быть полностью уверена в том, что я — это я, то есть как я могу определить местонахождение своего «я», своего центра, если в то же время я способна рассредоточить свое сознание по сотням рыбешек?
Я переместилась к следующему аквариуму, где в гордом одиночестве плавал немаленьких размеров морской окунь. Теперь я была большой, неуклюжей рыбиной с выдвинутой нижней челюстью. В теле окуня было очень спокойно, но я там не задержалась: было не похоже, что окунь увлекается чем-нибудь сложным, например, мыслительной деятельностью. Я поискала глазами Сэма и улыбнулась, увидев его у соседнего аквариума — такого же сосредоточенного, какой была я сама. Я присоединилась к нему.
Мы стояли рядом, уставившись на аквариум с тропическими рыбами и пытаясь уподобиться этим невиданным созданиям. Вот проплыла одна из них — с ярко-желтым, канареечным, брюшком, обведенным густо-черным цветом, и недовольно выпяченными губами. За ней плыла похожая на настоящую драгоценность ярко-оранжевая рыбка, оставлявшая за собой два широких конусообразных следа из пузырьков воздуха, а над ней сновало еще несколько малюсеньких полосатых, как зебра, рыбок. Чем дольше мы смотрели, тем фантастичнее становилось зрелище: мелкие красные полоски сменялись голубыми в сочетании с черными; поджатый голубой рот увенчивался стильной маской с угольными глазами, за которой виднелось тело, разукрашенное сине-желтыми полосками, а все это разноцветье завершалось шифоновым хвостом оранжевого цвета.
Пока я рассматривала это великолепие — раскраску, восхитительные геометрические формы, забавные надутые рыбьи личики — мне пришло в голову, что создатель этих маленьких представителей морской жизни был наделен потрясающим чувством юмора.
(Прошло немало времени, прежде чем я уловила всю эту длинную цепочку мыслей целиком: как это получилось, что человек способен различать причуды, красоту и комедию? Что заставляет нас замирать от восторга при виде буйства красок в природе и смеяться при виде каких-то естественных узоров? Что это за странная загогулина в наших генах, благодаря которой мы считаем что-то смешным? Нас сотворили такими, потому что Божественному разуму нужно была компания, чтобы смеяться вместе с ним?)
Мы покинули помещение с аквариумами и пошли в серпентарий, где какое-то время рассматривали пресмыкающихся за стеклом. Я чувствовала лишь жалость и необходимость послать им мысленное извинение: они были жителями лесов и пустынь, и здесь им было не место.
Я перегнулась через край глубокого бассейна, который устроили в центре серпентария, и позволила неподвижному крокодилу из этой ямы захватить себя. Казалось, у крокодила был полный желудок; местом обиталища его души были рот, глотка и кишки, я погружалась в вялое оцепенение. Вздрогнув, я прервала связь с крокодилом.