Пикассо в придачу
Шрифт:
– Добро пожаловать.
Потом Гармония ушла, а мы втроем стали пить кофе, причем Джеймс постоянно бормотал что-то вроде: «Мне очень жаль, если я пришел не вовремя и помешал вам». А потом он увидел кресло-качалку.
– Какая прекрасная вещь. Интересно, оно выдержит, если я сяду?
Мы уверили его в этом, и он опробовал кресло. А я надеялась, что оно развалится под ним, потому что тогда Джеймс не спросит, откуда оно у нас. Какой смысл обсуждать раскрашенные куски дерева?
Мой приятель сказал, что у Флоры прекрасный вкус, но она молча показала
– Спасибо за то, что оставил свою корзину у нас. Мы только что пообедали, и ты знаешь, еда была потрясающей.
Он улыбнулся:
– Думаю, ты понимаешь, что это заслуга миссис Стоун. – Повернувшись к Флоре, он пояснил: – Миссис Стоун – моя домохозяйка. Характер у нее твердый как камень. Из таких крепких людей надо надгробные плиты делать. Это она попросила, чтобы я отнес тебе цветы, Кэрон. Ты произвела на нее очень хорошее впечатление.
Когда мы пошли на кухню, чтобы вновь наполнить кофейник, я, усмехнувшись, спросила:
– О каких это надгробных плитах ты говорил? Он снова улыбнулся:
– Все благодаря тебе. Меня очень воодушевило то, что тебе удалось смягчить миссис Стоун. Я подумал, что с ней все-таки можно договориться, пообещав, что не буду упоминать ни о каких пенсиях, и попросил не называть меня юным Джеймсом. В знак благодарности я был готов нанять еще одну женщину, чтобы она помогала ей по дому. Потом сказал, что повышу ей зарплату. Она по-прежнему настаивала на своем. Что же мне для вас сделать, спросил я.
– И она тебя укусила?
– Сначала она сказала, что скорее умрет, чем уступит. А умирать она не собирается. Затем она все-таки смилостивилась и сказала, что она будет продолжать называть меня юным, пока я не перестану обращаться к ней миссис Стоун. Из-за этого она чувствует себя старой развалиной, а она еще молода и полна сил. Тогда я решил, что буду называть ее Надгробная Плита. Или просто Плита. Свежо, не правда ли? Очень оригинальное имя.
– И что же, я тоже должна называть ее так? Неужели для пожилой леди не нашлось более подходящего прозвища?
– Только так. Она сказала, что ей нужен новый имидж, чтобы возродиться к жизни. Она планирует посадить еще одно дерево. – Джеймс криво усмехнулся, – Как ты думаешь, сколько она еще проживет? Лет семьдесят?
Мы засмеялись. Флора принесла тарелку с шоколадным печеньем. Джеймс встал, чтобы расчистить на столе место. Когда она стала его угощать, он с удрученным видом отказался. Разглядывая книги, принадлежавшие Флоре, он увидел коробку конфет. Мы быстро обменялись тревожными взглядами.
– Мои любимые конфеты. Вы, наверное, решили приберечь их до Рождества?
Это был самый хитрый способ выклянчить пару штучек. До Рождества ждать полгода, не меньше.
– Знаешь, Джеймс, по-моему, они несвежие. Срок годности давно истек.
– Да? В таком случае можно я возьму одну конфетку? Раз уж вы их есть не собираетесь.
Он поднес
– Стой! Кто знает, что у них внутри!
Джеймс в удивлении поднял брови.
– А вдруг там мышьяк? Когда мы будем знать это наверняка, будет слишком поздно. Хотя, конечно, может быть, что это самые обыкновенные конфеты. Мы не хотим, чтобы ты рисковал. Друзьями нельзя разбрасываться! – воскликнула Флора.
– Вы их для врагов приберегаете?
– Нет-нет, – сказала я. – Мы бы никому не позволили их есть. Мы специально положили эти конфеты в шкаф, чтобы книжкам не было так одиноко.
– Кэрон, кажется, я чего-то не понимаю. Это что, игра такая?
– Вероятно. Только я в такие игры не играю.
Джеймс посмотрел на нас так, будто мы две старухи из фильма ужасов, которые убивают и хоронят в подвале всех чудаков, которые приходят к ним, чтобы выпить чашечку чая. Флора быстро сказала, что сходит на кухню за коржиками. Я уверена: если врач когда-нибудь скажет ей, что она скоро умрет, она передвинет кровать на кухню.
Тут Джеймс увидел сложенную записку, она лежала у коробки. Да, подвела меня моя философия. Как я могла забыть, что если оставляешь какую-то вещь лежать в одиночестве на открытом пространстве, ею обязательно заинтересуются. Именно поэтому музеи вставляют в массивные рамы маленькие картинки, нарисованные в бледных и мрачных тонах.
Даже не спросив моего разрешения, Джеймс развернул записку и прочитал ее.
– Ее послали вместе с коробкой, так ведь? Скажи, Кэрон, почему ты решила, что слова «Верь мне» означают, что конфеты отравлены?
– Мне кажется это очевидным.
– А если бы здесь было написано «Не верь мне», то что бы ты подумала?
– То же самое. Знаешь, если в кино один человек говорит другому «Верь мне», значит, тому нужно скорее прятать свои денежки.
– Мы же не в кино. Наверняка есть какое-то объяснение тому, что ты восприняла эти слова именно так, а не иначе.
– Да нет же, Джеймс. Если кто-то так говорит, обязательно нужно думать о том, что на самом деле он планирует сделать. Разница может быть огромной. Одно дело, если кто-то просит тебя поверить, что он вернет пять фунтов в пятницу, и совсем другое, если кто-то говорит это, а в действительности хочет зажарить тебя в кляре.
Он пересел ко мне на диван и взял меня за руку:
– Кэрон, эти конфеты послал тебе твой конь или как его там?
– Не хочу даже говорить об этом, Джеймс. Все это так глупо.
– Не думаю, что это глупо. Но я ничего не понимаю. Что за странная загадка?
– Все это очень запутанно.
Он посмотрел на часы.
– Рассказывай по порядку. Можешь не торопиться, у меня лет сорок впереди.
– Ладно, хорошо. Этот проделки моего бывшего сожителя. Лошадь превратилась в большую свинью, видишь ли. Он хочет, чтобы я вернулась, но наверняка это вранье. Он просто злится, потому что ему не нравится, что инициатива исходит не от него.