Пикировщики
Шрифт:
А как же теперь, в условиях современной войны? Окончательную ясность в наши суждения внесли директива Наркома обороны СССР и ГлавПУРа, приложение к ней, в которых разъяснялось, что военные комиссары — это представители партии и правительства в армии и на флоте. Они, как и командиры, несут полную ответственность за выполнение боевых задач, за стойкость воинов в бою, их непоколебимую готовность сражаться до последней капли крови с врагами нашей Родины.
— Военные комиссары, — наставлял нас в своей лекции преподаватель курса партполитработы, — не разделяют с командиром власти, но строго контролируют проведение в жизнь приказов вышестоящего
Что ж, такие права и обязанности слушателям-политработникам пришлись по сердцу.
Пришел и мой черед получать назначение. Распрощался я с товарищами по курсам и с приподнятым настроением выехал в Москву. В ГлавПУРе мне объявили решение о назначении на Юго-Западный фронт — военкомом 15-й смешанной авиационной дивизии.
— Учтите, — сказал начальник ГлавПУРа Л. З. Мехлис, — мы в порядке наказания освободили от должности, точнее — сняли с должности, вашего предшественника. У него не хватило ни сил, ни самообладания поднять людей на отпор врагу. Вместо того чтобы идти впереди, сам оказался в хвосте событий, а в итоге остался без дивизии.
На мой не очень смелый вопрос, в чем заключались ошибки и промахи бывшего комиссара 15-й смешанной авиадивизии, Лев Захарович резко ответил:
— Без конца писал во все инстанции письма и телеграммы, доказывал необходимость срочного перевооружения дивизии новой техникой. Только он, видите ли, озабочен большими потерями из-за того, что дивизия оснащена устаревшими машинами. Кто этого не знает!
Мехлис поднялся из-за стола и уже спокойнее добавил:
— Мы вынуждены, мы обязаны воевать тем, что у нас есть. Воевать с напряжением всех сил, всех способностей, не паникуя, не останавливаясь даже перед потерями.
Прощаясь, Мехлис протянул мне руку и устало улыбнулся:
— Желаю вам успехов. Разъясните летному составу, что партия и правительство делают все возможное для ускорения выпуска новых самолетов.
Острота и злободневность вопроса об оснащении авиационных соединений самолетами новых конструкций были мне понятны с первых же слов. И, признаться, смутили слова, сказанные Мехлисом в адрес моего предшественника. Не хотелось верить, что такой умудренный жизнью и опытный политработник мог потерять выдержку и оказаться «в хвосте событий». Мои сомнения еще больше укрепились, когда случай свел меня с прибывшим с Юго-Западного фронта инспектором. Он сообщил, что 15-я смешанная авиадивизия воюет хорошо, люди дивизии стойко выполняют свой долг перед Отечеством...
В ожидании вечернего поезда, уходящего с Курского вокзала в сторону фронта, я бродил по городским улицам. Запомнилась военная Москва — по-солдатски суровая, гордая. Улица Горького, некогда оживленная, с распахнутыми дверями магазинов, красивыми витринами, нескончаемым людским потоком, стала совсем другая. Витрины магазинов прикрыли огромные деревянные щиты, их, в свою очередь, защищали штабели мешков с песком. Я побывал на Красной площади. Подумалось: может, последнее свидание с нею... Мавзолей В. И. Ленина был обнесен защитным ограждением. Древние стены и все кремлевские сооружения закамуфлированы под деревянные ветхие строения — все выглядело необычно, как-то странно. Только серебристые ели по-прежнему стояли спокойно и торжественно, словно охраняя величественную красоту главной площади страны.
Невольно
Курсанты-вциковцы несли караульную службу в Кремле, на заседаниях сессий Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, на правительственных приемах, партийных конференциях и совещаниях. Яркими, незабываемыми остались в памяти многие торжества, особенно торжество, посвященное чествованию героев челюскинской эпопеи. Мне посчастливилось тогда присутствовать в Георгиевском зале Кремля в составе почетного караула.
Запомнилось, как под бурные аплодисменты на сцену зала вышли руководители партии, члены правительства, представители героического экипажа «Челюскина». Вместе с руководителем экспедиции О. Ю. Шмидтом и капитаном парохода В. И. Ворониным места в президиуме собрания заняли прославленные советские летчики, спасшие челюскинцев. И вот зачитывается Указ. Впервые в истории нашего государства присваивается высокое звание Героя Советского Союза. Его заслужили летчики М. В. Водопьянов, И. В. Доронин, Н. П. Каманин, С. А. Леваневский, А. В. Ляпидевский, В. С. Молоков и М. Т. Слепнев.
Несколько раньше этих событий мне довелось увидеть почетного курсанта школы ВЦИК Михаила Ивановича Калинина. Он приехал к нам в лагеря, чтобы вручить грамоту, которой наградили школу за участие в работах по реконструкции Большого Кремлевского дворца. Напутствуя нас, Михаил Иванович говорил:
— Я думаю, что не только я, но и вы все — от командира школы до курсанта — великолепно знаете, что наша армия должна иметь наилучшее качество по сравнению со всеми остальными армиями мира... Командный состав должен быть высококвалифицированным. Каждый командир должен быть великолепным мастером своего дела...
Мне, как парторгу роты, поручили тогда выступить с ответным словом. С огромным волнением выйдя на трибуну, я заверил Михаила Ивановича Калинина, партию и правительство, что мы, завтрашние красные командиры, будем высоко нести честь и достоинство командира славной Красной Армии. Помню, в заключение сказал:
— Мы через всю жизнь пронесем, дорогой Михаил Иванович, ваш наказ — каждому быть мастером своего дела...
С Красной площади я уходил преисполненный непоколебимой веры в наше правое дело, в неминуемую победу над врагом.
К фронтовым рубежам ехал через Харьков, Рассчитывал повидаться с семьей, проживающей в то время в Чугуеве. Но телеграмма-молния, поданная с Курского вокзала, опоздала, и встреча не состоялась. Жена приехала в Харьков спустя два часа после отхода нашего эшелона.
Соседями по вагону оказались партизаны только что сформированного из харьковчан отряда. Заполнив почти весь поезд, они тоже ехали на запад, ближе к фронту, чтобы бить врага в его тылу. Отряд состоял из коммунистов и комсомольцев — рабочих, колхозников, студентов. Все были настроены бодро, шутили и пели песни. Но вот пожилой чернобородый партизан, уже побывавший на «той» стороне, стал рассказывать жуткую историю о зверски замученных крестьянах села Молотковичи близ Пинска, и все притихли...