Пикник на обочине. Пророк Зоны
Шрифт:
Чуть расслабившись, Кот ощутил, что силы покидают его. Что-то перемкнуло в голове, он перестал различать грань между сном и явью.
Было ли все это в действительности? Все эти картины вполне могли оказаться душным, болезненным бредом, и было бы лучше, если бы это было так. Хотелось бы просто забыть увиденное, как забывается наутро дурной сон. Но в память одинаково впечатываются картины реальности и ночных кошмаров.
И то, как они шли по растерзанным телам в лохмотьях костюмов химзащиты.
Как встретили кровавый рассвет
Как шли по страшному, леденящему душу городу, улицы которого заполнили мертвые жители: мужчины, женщины со ржавыми, истлевшими колясками, дети, механически бредущие в мертвые школы со сгнившими портфелями. И ржавый автобус без водителя, набитый неподвижными фигурами, привычно вцепившимися в поручни.
В память врезалась корежащая душу картина: детская площадка, малыши с серыми лицами, нелепо имитирующие детские игры, девочка с лицом, закрытым клочьями темных волос, медленно качающаяся на скрипучих качелях.
Хотелось кричать, бежать куда-то, проснуться. Но, как в настоящем кошмаре, ни убежать, ни проснуться не было никакой возможности. И они продолжали идти по прежнему маршруту, один за другим проходя адреса из Акимова детства.
Кот не помнил, как Аким возвращал на места потревоженные «вещи мертвецов». Уже тогда у него начался жар: наверное, сказалось купание в ледяной воде. А может, вода лишь окончательно добила и без того ушатанный организм. Еще он помнил, как вдруг дрогнула собравшаяся вокруг них толпа мертвых. Мертвяки поникли, поскучнели и стали медленно расходиться, будто вдруг вспомнили о каких-то неотложных делах.
Последняя картина, врезавшаяся в память: сгорбленная фигура в серой робе, неровно ступая, бредет по скверу. Останавливается – и медленно, лицом вперед валится в неряшливо раскопанную яму. Мелькают ноги в растоптанных грязных ботинках, взвивается облачко пыли – и наступает покой.
И так же, как этот мертвяк, вернувшийся в собственную могилу, Кот ощутил, как проваливается в сырой, пахнущий землей провал забытья.
Открыть глаза он решился не сразу. Это как игра: никогда не знаешь, что увидишь. Пока глаза закрыты, с той стороны может оказаться что угодно: родной дом, съемная квартира, хата любовницы, тюрьма. Зона. Он не хотел, открыв глаза, оказаться там. Хватит с него Зоны. По крайней мере на некоторое время. Пока эта странная тоска снова не позовет его туда, как убийцу на место преступления.
Он медленно открыл глаза.
Больничная палата. И человек в накинутом на плечи белом халате рядом с койкой. Надо же – ведь это Лавров, собственной персоной.
– Здравствуйте, шеф, – хрипло сказал Кот. Он огляделся. – Как я здесь оказался?
– Друзья тебя
– Зубов… Он жив? – зачем-то спросил Кот.
– А что ему сделается, – усмехнулся Лавров. – Ему только фиксацию перелома сделали, так на костылях забегал, развил бурную деятельность. Тебя вовсю героем выставляет, перед властями выгораживает. Просто ангел, а не человек.
– Вот же подлая душонка, – скривился Кот. – А про свои делишки помалкивает?
– Он не дурак, хоть и подлец, – заметил Лавров. – Ему главное от себя внимание отвести. И ваша троица ему в этом отлично помогла. Хорошо хоть патруль вас не пристрелил…
– Стрельба была? – приподнимаясь на локте, спросил Кот. – Шевцов, Аким – они целы?
Лавров жестом остановил его:
– Лежи! Врачи пока вставать тебе не велят. Видишь, к капельнице подключили? Стрельбы никакой не было – они просто сдались, а тебя сюда отправили. Скажи спасибо, что вас силы ООН подобрали, а не наши доблестные спецслужбы. Иначе бы мы увиделись очень не скоро.
Кот скосился на окна: на них были решетки. Лавров проследил его взгляд, кивнул:
– Да, наломали вы дров, не так просто разгрести будет.
– Но я сам видел, как зомби в могилы возвращаются, – проговорил Кот. – Или они продолжают из Зоны переть?
– Активность «муляжей» действительно снизилась, – кивнул Лавров. – Но, сам понимаешь, все не так просто. Военные какое-то время еще будут усиливать оцепление. Да и обосновать происшедшее как-то надо. Не будем же мы делать экспертные выводы на основе каких-то мистических «вещей мертвецов». Ты это понимать должен.
– Я понимаю… – Кот сделал паузу, поднял на Лаврова виноватый взгляд. – Шеф, с дневником-то неприятность вышла…
– Каким дневником? – не понял Лавров.
– Ну с вашим, который вы из старого здания забрать просили, – пояснил Кот. – Утопил я его в речке.
– Никакого дневника я забирать не просил, – странным голосом произнес Лавров.
– Как это не просили? – обмер Кот. – Ну тогда, по телефону.
– Ты что-то путаешь… – Лавров изменился в лице, похлопал по карманам пиджака. – Этот, что ли, дневник?
Он вытянул из-за пазухи знакомую тетрадь в обложке из черной искусственной кожи. Кот изумленно вытаращился на предмет в руках шефа. Пробормотал:
– Откуда он у вас? В рюкзаке был? Но я точно помню…
– Я нашел его на днях дома, – пояснил шеф. – Когда разбирал вещи. Видимо, все же не забыл я его при эвакуации. Так что просить тебя принести его я никак не мог. Да и как бы я послал тебя в Академгородок, на верную смерть, из-за какой-то тетради?
Сталкер молча кивнул. Ужасно хотелось взять в руки этот дневник, свериться с ним – действительно ли там написано все то, что он прочел на таких же страницах в заброшенном мертвом здании? Или он читал свои собственные мысли, изощренно обличенные Зоной в форму чужого текста?