Пикник
Шрифт:
– Боже милостивый! – испуганно вскрикнул он.
– С чего это ты поминаешь всуе имя Божие? Надеюсь, вы уже помыли руки? Тогда усаживайтесь – все готово.
– Я хотел сказать, как жарко… от костра, – пробормотал дядя Фредди.
– Мистер Бенсон, ваше место рядом с Валери… А ты, – тетя повернулась ко мне, – разлей вино. И не спи на ходу!
Если я и вознамерился как-то отреагировать на столь грубый попрек, дядя Фредди избавил меня от этой необходимости. Дрожащими руками, точно путник, только что вышедший из знойной пустыни, он налил большой бокал мистеру Бенсону и второй, чуть
На мистера Бенсона страшно было взглянуть. Обычно бледное, лицо его точно плыло в каком-то малиновом мареве. Судя по всему, тетя Леонора настолько преуспела в своих стараниях его «расшевелить», что сейчас мистера Бенсона не признала бы и родная мать. Влажные, затуманенные глаза его беспомощно блуждали, и я увидел, как на какой-то миг он с мольбой обратил их на Пегги. В ответ она могла лишь столь же молчаливо воззвать к нему.
Но тут в удушливом чаду и дымном мраке раздался девически-восторженный возглас тети Леоноры: «Готово!» Угрожающе покачивая раскаленной сковородкой, она приказала нам всем садиться и приниматься за еду.
Я замер от страха, мне показалось, что мистер Бенсон сейчас рухнет на землю: ноги у него вдруг дрогнули и подогнулись. Кончилось тем, что он тяжело плюхнулся между Валери и Пегги, расплескав чуть ли не весь свой бокал.
Смрадный рыбный чад навис над нами тяжелым недвижным балдахином. Вскоре на тарелках появилось и само окуневое филе – зеленоватые, липкие, маслянистые куски. Мы начали проделывать с ними разные трюки – кто деликатно, кто без особых мер предосторожности, и почти все под надежным прикрытием ломтя хлеба. Но тут сидевшая против меня тетя Леонора вдруг метнула в меня из-за пляшущих очков пронзительный взгляд.
– Ну как? Правда, потрясающе? – спросила она.
Укрывшись за горбушкой, я глухо буркнул, что да, потрясающе.
– Что ты сказал? – переспросила она, яростно блеснув своими роскошными длинными зубами. – Опять бубнишь что-то невнятное!
– Ах, рыба? – сказал я. – Неописуема!
– Как это понять – неописуема?
– Да именно так – неописуема.
Она метнула в меня еще один взгляд из своего арсенала – хмурый, подозрительный – и вонзила зубы в сочащийся маслом кусок.
– Пожалуй, это не совсем то, что я ела в Женеве, – сказала она, – не столь изысканно… Но там, правда, они водятся в очень холодной воде… Однако кое-где мне случалось есть и похуже. Куда хуже.
«Где?» – хотелось спросить мне, но тут тетя обвинила дядю Фредди в том, что он совсем забыл про вино.
– У мистера Бенсона пустой бокал. Позор! Уж если у кого он и должен быть полным, так это у мистера Бенсона. Сейчас же налей этому замечательному молодому человеку!
Мистер Бенсон, который был не в том состоянии, чтобы замечать, пустой или полный у него бокал, слабо икнул и больше не издал ни звука. А дядя Фредди сделал огромный глоток, чтобы протолкнуть застрявший в горле кусок филе, чмокнул губами и громко рыгнул.
– Фредди!
Пегги сдавленно кашляла – не иначе как в горле застряла кость. Я не решался взглянуть на Валери, а она на меня, но я ясно почувствовал: наступил критический момент.
– Лебеди! Тетя, посмотрите, какие красавцы! И пять лебедят!
Она
– Лебеди? Где лебеди? Не вижу никаких лебедей.
– Да там, вон они! Вы не туда смотрите – возле островка. Видите те деревья? За ними. Смотрите, смотрите – да это же настоящий балет.
Чего в тетушке Леоноре было больше – прожектерства или любопытства, я, пожалуй, затруднился бы сказать, но как бы там ни было, она вскочила и зашагала к берегу.
А я тем временем зашвырнул в кусты два маслянистых куска филе. Дядя Фредди благовоспитанно завернул два своих в носовой платок. Валери сунула кусок под скатерть, еще раз обрызгала духами свою восхитительную грудь и подмигнула мне. Вдохновленный ею, я тут же завернул в салфетку остатки филе с тарелки Пегги. Однако вместо того, чтобы подмигнуть мне или хотя бы улыбнуться, Пегги устремила страдальческий, полный сочувствия взгляд на мистера Бенсона. Казалось, еще мгновение, и из глаз ее хлынут слезы.
– Какие лебеди? Тебе, наверное, померещилось. Не видела ни одного лебедя.
– Значит, уже уплыли.
Прокомментировать это предположение тетя не успела – мистер Бенсон, пошатываясь, поднялся на ноги.
– В-вы не возражаете, – сказал он, – если я п-пойду немного прогуляюсь?
И неверной походкой побрел вдоль озера; щеки у него пылали. Не успел он отойти и на двадцать шагов, как тетя Леонора с торжествующей улыбкой наклонилась к Пегги, погладила ее по руке и с затаенной нежностью в голосе шепнула:
– Пойдите к нему, дорогая. Мне кажется, он нуждается в вашей помощи.
Пегги поднялась, и в ту же минуту с берега донеслись первые ужасающие звуки – мистера Бенсона выворачивало наизнанку. Пегги всхлипнула и бегом кинулась к озеру, а потом, весь остаток нахмурившегося вдруг дня, она сидела в тени серебристого тополя, время от времени, словно невзначай, робко поглаживая по волосам мистера Бенсона, чья голова покоилась у нее на коленях. И также словно невзначай с нежной заботливостью кидала на них время от времени взгляд тетя Леонора и, сверкая невиннейшей улыбкой, бросала что-то вроде следующего:
– Как ты думаешь, у них все в порядке? Но они ведь совсем ничего не ели! Может, отнести им кусок пирога? А может, и не стоит. Пожалуй, лучше всего оставить их наедине. Когда молодой человек и девушка вместе, еда, я полагаю, их не интересует. Не будем их тревожить. Может быть, они даже немного подремлют. А когда проснутся, дадим им пирога. Правда, пирог удался – такая дивная корочка!
Это был триумф – великая устроительница судеб тетя Леонора торжествовала победу.
История эта случилась давно. Мистер Бенсон и Пегги уже много лет как женаты, и в каждую годовщину их свадьбы тетя Леонора непременно устраивает обед, на который получаю приглашение и я. К столу неизменно подается смородиновое вино и столь же неизменно с поистине божественной бестактностью, от которой, впрочем, можно и с ума сойти, тетушка потчует нас жареной рыбой. И каждый раз, отведав этого блюда, я бросаю взгляд сначала на Пегги, затем на мистера Бенсона и вижу на их лицах одно и то же странное выражение – испуг, растерянность, недоуменный вопрос читаю я в их глазах.