Пилот Хаоса

Ингрид Чарльз

Палатон никогда не видел ее и тем не менее сразу понял, где находится. Над могилой возвышалась скульптура, рядом был испорченный фонтан, и вода еще бежала из его чаши в пробитую ямку на постаменте. На лице скульптуры отражалась безмятежность, какой его мать никогда не знала в жизни. С сухой иронией он подумал, что смерть одарила мать тем, в чем она нуждалась больше всего, но не могла достичь. Разбитый кувшин, из которого струилась вода, казался символом самой жизни Трезы. Палатон протянул руку под струйку ледяной воды.

На надгробии были высечены название Дома и рода, даты рождения и смерти и эпитафия, придуманная,

должно быть, самой Трезой — «Ты помнишь меня».

Приказ и вопрос, благодарность и упрек, двойственность ее голосов и ее жизни… Все сходится, подумал он. Я и помню тебя, и не помню — ты не доверила мне свои тайны, и мне больше некуда идти. Палатон не смел задать себе вопрос, который мучил его. Теперь ему нет пути назад, у него отняли даже Дом, где он вырос.

Пока он стоял, время бежало, и он вспомнил сад без фонтана, себя самого, цепляющегося за тунику матери — тихого, торжествующего и перепуганного, и деда, возвышающегося над ними.

«Он будет тезаром, — радостно провозгласил дед Волан, — и тебе придется отпустить его».

«Нет, — отказалась Треза, и Палатон почувствовал, как дрожит под одеждой ее тело. — Я видела результаты теста, как и ты. Их надо сжечь, уничтожить! Иначе они уничтожат его».

«Мое имя и деньги чего-нибудь, да стоят, — возразил дед. — Я буду беречь его всеми силами. Но ты… ты предала и меня, и свою судьбу, и наш Дом. Я думал, что ты подверглась нападению какого-то простолюдина… надеялся, что наша кровь осталась чистой. Но его бахдар горит так, как не горел ни у одного из наших родственников. С кем ты спала? Какие судьбы смешала и запутала?» Волан склонился над ними с потемневшим от гнева лицом.

Палатон вспомнил, как его мать отпрянула назад, отвернулась и пробормотала: «Я не помню».

Да, так она и сказала — «не помню», а не «не скажу».

Он очнулся в холодном поту, с дрожью вспоминая откровение памяти. Кто же он такой, что Земной дом приказал убить его? Кто он, если его преследуют дети Скорби и Земли? Кто он, если его бахдар мог гореть так ярко и погаснуть так внезапно?

Он проснулся ночью, и увидел Дамана, спящего у его лежанки, уткнув подбородок в грудь. Даман густо храпел. Интересно, способен ли издавать такие звуки во сне Палатон, Клео или кто-нибудь другой? На мгновение Палатону вспомнился дед, но он знал, что глава Дома никогда не уделял ему много внимания, никогда не сидел рядом с его постелью. Так делала Треза, потихоньку занимаясь вышиванием. Он взглянул на чоя. Палатон так и не понял его отношений с женщиной. Они не были сексуальными и не основывались на равенстве — в них было нечто неопределенное, что одновременно притягивало и отталкивало Палатона. Он чувствовал себя непрошенным гостем, наблюдающим немыслимый акт — отвратительный и священный. Он без объяснений понимал, что именно из-за этих отношений Даман предал Чо и никогда туда не вернется.

Так и должно было быть. Люди еще не были членами Союза, любые тесные контакты с ними были строго запрещены. Следовательно, Даман предал свой народ, а Клео — свой. Что же это были за отношения, если Даман полностью доверился ей?

— Выспался и поразмыслил? — тихо спросил Даман. На секунду Палатон изумленно застыл, пока не вспомнил, что предавшись своим мыслям, уже несколько минут не слышит похрапывания Дамана. Чоя протянул

мозолистую руку и провел ею в воздухе над Палатоном. Палатон инстинктивно понял, что он очерчивает его ауру.

— Сегодня ты выглядишь хорошо.

— Я чувствую себя лучше. У вас когда-нибудь была такая лихорадка?

— Нет. Но я знаю, как бывает, когда дар покидает тебя, насмехаясь, похожий на волны, накатывающиеся на берег моря и тут же убегающие прочь. Я знаю, что значит быть опустошенным в одну секунду, а в следующую чувствовать себя пылающим костром. Но у меня никогда не было такой болезни, как у тебя. Я вылечился сразу.

— Вылечился? — Палатон сел на постели. Тюфяк зашатался от его движений, и Палатон прислонился спиной к стене.

Даман смутился.

— Клео считает, что я должен рассказать тебе, — пробормотал он. — У нее нет детей и никогда не будет, но у нее хорошо развит материнский инстинкт. Иногда я забываю, что она не чоя.

— Я не хочу знать ваши тайны, — торопливо отозвался Палатон, внезапно ощущая, что не сможет больше выдержать эту ношу.

Глаза Дамана блеснули.

— Я думал, это тебе поможет, но готов смириться с твоим желанием.

Оба внезапно застыли.

Несомненно, Даман почувствовал это отчетливее, но даже Палатон уловил внезапное изменение в атмосфере. Рослый чоя вскочил на ноги.

— Проклятье!

Тогда Палатон понял, что он слышит — к планете приближался космический корабль, как комета в атмосфере, распространяя вокруг волны своего тепла и света. Его сердце упало, как только он понял, что натворил.

— Я привел их сюда…

Чоя покачал головой. Лунный свет мерцал в его серебристых кудрях.

— Найди Клео. Скажи, что я велел уходить под землю. Я попробую справиться с ними один. Все наше оружие на борту корабля, — и он выскочил из комнаты.

Палатон неуверенно поднялся и огляделся. Ощущая, как обострились все его чувства, он побрел через комнату. За дверью к нему присоединилась Клео, еще поправляющая свои странные одеяния.

— Что это?

— Вторжение, — неохотно отозвался Палатон. — Даман велел нам уходить под землю.

Он еще не привык к реакции женщины — ее лицо внезапно побледнело, она пошатнулась. Палатон протянул руку, чтобы поддержать ее. В ее глазах блеснули слезы.

— О, Боже, — пробормотала она, — они пришли за нами…

— За мной, — у него пересохло во рту. — Что имел в виду Даман, говоря, чтобы мы уходили под землю?

— Это сюда, — Клео смутилась. — Разве ты не мог пойти с ним?

— Сейчас я бесполезен. Если это ронин — ну, ронины трусы. Хорошая оборона быстро заставит их отказаться от своих намерений. Даман пошел к кораблю, чтобы воспользоваться оружием.

Женщина приложила ладонь ко рту скованным жестом — ей явно нехватало подвижности суставов чоя. Ее волосы были растрепаны. Она застыла на месте.

— Даман велел уходить под землю, — сухо напомнил Палатон.

Она вздохнула.

— Иди за мной.

Дом был построен с расчетом выдержать любую осаду. Палатон последовал за женщиной в лифт, который опустился не менее чем на шестьдесят футов, прежде чем остановился напротив туннеля. Здесь были постели, все удобства, вода, старый генератор, чтобы поддерживать в воздухе нужное содержание кислорода. Толща земли надежно защищала их. Клео закрыла шахту и повела Палатона в туннель.