Пилот особого назначения
Шрифт:
Рожами секуридадов я насладился, а как же! Ахилл Мария, вот что значит аристократическая закваска, в конце беседы нашелся и подколол.
— Эвакуацию, полагаю, возглавит управляющий Роблес? Удачи. Советую прихватить с собой пачку детоксина.
— Боюсь, детоксин не поможет, потребуется капельница, — развил мысль тот, кого Сантуш приласкал Патроклом.
Смех смехом, а ситуация сложилась непростая.
Торпедировать такую махину, как «Тьерра Фуэга» было неразумно, о чем прямым текстом заявил кавторанг Кайманов. Мол, столько боеприпаса изведем,
Это значит, надо встретится с сеньором Роблесом, передать ему приказ об эвакуации, а заодно отобрать коды на подрыв калифорниевых БЧ. А времени мало, ой как мало! В любую минуту могли показаться клоны…
— Вот что! — сказал на бегу Сантуш. — Ты иди к Роблесу. Дорогу-то помнишь? Я навещу старика Августина, он мужик разумный и в авторитете, поможет с эвакуацией. А потом махну к Пьеру Валье — он заведовал складами с боеприпасом. Ты выясняешь у Роблеса коды и скидываешь их мне на коммуникатор. Встречаемся в ангаре по готовности. Толково?
— Толково, — одобрил я, и мы разделились.
«Вот дожили! — думал ваш покорный слуга, по привычке почесывая затылочный сегмент шлема. — Бармен Августин Фурдик поможет с эвакуацией! Рехнуться! Бармен в авторитете! А управляющий?! Как у него с авторитетом?!»
С авторитетом Антонио Роблеса случилась форменная беда.
Конечно, насчет капельницы де Толедо преувеличил, но что-либо возглавлять он был не в состоянии. Хотя меня узнал, я даже удивился.
— А-а-а, Румянцев! — сказал он, когда я миновал мертвую приемную и вошел в офис. — Ру-у-умянцев, тарам-пам-пам… Зачем пожаловали? Вы уволены, черт возьми!
На столе стояла початая бутыль коньку, а под столом перекатывались еще две — приконченные накануне. Судя по лицу, господин Роблес пил во всю мощь, не покидая рабочего места, часов двенадцать.
— У меня приказ об эвакуации «Тьерра Фуэги». — Я решительно подавил желание всласть пообщаться с бывшим работодателем, так как цейтнот. — Через час отходит последний эвакотранспорт. После чего станция будет взорвана.
— Эвакотранспорт! О, эта музыка! Русский язык! Великий и могучий! Эвакотранспорт! Это словечко придумал ваш знаменитый баталист граф Толстый?
— Толстой, — я зачем-то поправил управляющего. — Мне от вас нужны коды на подрыв калифорниевых снарядов для «Доны Анны». Немедленно.
— Толстой, Толстый… какая разница? А коды — в сейфе, сейф открыт. Забирайте, мне не жалко! Все забирайте!
В чем невозможно отказать Сантушу, так это в оборотистости. В совокупности мы управились за полчаса.
Я воткнул в наручный планшет карту памяти с кодами и передал их Комачо. Тот успел прихватить Пьера Валье за всякое нежное и дежурил в ядерной крюйт-камере.
— Здесь сорок семь снарядов, — сообщил он по рации. — Не успели израсходовать. Шваркнет так, что офисную надстройку придется ловить на Земле!
— Передавай Пьеру привет, —
— Пьер в порядке. И Августин тоже, хотя очень расстроен. Он в ангаре, или уже на пароме.
— Хорошо, активируй снаряды на синхронный подрыв, встречаемся у истребителей.
Флуггеры сновали туда-сюда, до станции и обратно к авианосцу.
Четыре парома, которым случилось оказаться на станции, загружались под завязку всем, что можно быстро утащить. Людей укладывали во флуггеры чуть не штабелями. Еще бы, жить хотелось всем!
Ангарная палуба превратилась в подлинный Вавилон. В библейском смысле. Толпу некому было образумить и упорядочить, так как «Эрмандада» сама отваливала — хотя и гораздо более организованно, само собой. Эрмандадовцам требовалось не просто сбежать, но сбежать с оружием, которое было так нужно на Махаоне.
Возле «Кассиопеи» под погрузкой я увидел знакомого толстяка. Бармен Августин Фурдик собственной персоной стоял… какой-то весь съежившийся. Он меня тоже увидел, узнал и вместо «здравствуй» принялся ныть.
— Андрэ, вот беда! Проклятая война!
— И не говори, — посочувствовал я. — Кстати, привет. Рад видеть в добром здравии.
— Издеваешься? Какое там «здравие»! Какое там «доброе»! Двадцать лет в Тремезианском поясе! Псу под хвост! Какие были перспективы! Какие заказы! А что теперь?
— Даже не знаю что и сказать.
— Денег я запас достаточно, Андрэ, только кому они теперь нужны? Полюбуйся на меня: почти пятьсот тысяч терро в надежном банке на Земле! И что? Привет, бывший состоятельный человек, Августин Фурдик! Можешь подтереться своими бумажками!
— Так ведь война…
— Именно! Еще вчера я думал, что я — хозяин жизни! Что сумел сделать себя сам! Что главное: уметь вертеться и делать деньги! Деньги это свобода! Какая-никакая, но власть! А сегодня что выясняется? Мое умение делать деньги никому не нужно! А что я еще умею? Мешать коктейли? Смешно… Какая ирония!
— Да брось, старина! Не хандри! — я в самом деле хотел его утешить.
В общем и целом я был благодарен Фурдику. Ведь именно он первым отнесся по-людски к моей персоне в самые мои грустные дни на «Тьерра Фуэге», когда ваш покорный слуга остро переживал изгнание из Академии и из жизни.
Вот как все обернулось! Теперь Фурдик нуждается… да хотя бы в добром слове.
— Ты — отличный мужик. И умный. Не пропадешь!
— Отличный мужик, Андрэ — не профессия! Теперь на тебя… на вас вся надежда. О Мадонна! Двадцать лет я на практике постигал теорию капитала! Помнишь, как я тебя просвещал? И знаешь, я вдруг понял, что моя теория неверна! Потому что есть вещи куда важнее. Я человек практичный, а практика говорит, что перед автоматом или ракетой деньги бессильны. Выходит, воин, которых я всегда презирал за веру в отвлеченные идеалы, важнее богатого и успешного человека?! Забавно! До этой мысли я дошел за пять минут, хотя двадцать лет был уверен в обратном! Вот жизнь, а?!