Пинчер Мартин (отрывок из романа)
Шрифт:
Три фута.
Он немного отступил от груды камней и огляделся вокруг. В его глазах она поднималась от горизонта выше солнца. Увидев это, он удивился и стал внимательно смотреть, пытаясь определить, где запад. Увидел скалу, которая спасла ему жизнь. Прямо за полоской пены летали чайки.
Он снова спустился вниз, туда, где отковырнул раковину. Лицо у него перекосилось и,
— Черт подери!
Пальцы над конфеткой сомкнулись. Он быстро положил ее в рот, наклонил голову, проглотил, его всего передернуло. Он взял другую. Проглотил. Как можно скорее взял следующую. Он мгновенно расправился с этой горстью конфет и застыл неподвижно, только одно его горло было в движении. Вяло улыбнувшись, он откинулся назад. Затем посмотрел вниз, на свою левую руку. Рядом с мизинцем в крошечной лужице лежала одна — последняя — конфетка. Он зажал рот рукой и, глядя поверх пальцев, пытался подавить тошноту. Он взобрался по камням к расщелине с водой и втиснулся туда. Со дна опять поднялся клубами вязкий красноватый ил. На ближней к нему стороне лужу опоясывала красная лента шириной почти в полдюйма.
Заглушив тошноту противной на вкус водой, он задом выбрался из пещеры. Теперь чайки кружили уже над скалой, и он с ненавистью посмотрел на них.
— Вам не удастся меня заполучить!
Он снова вскарабкался на вершину скалы, где стоял его трехфутовый карлик. Горизонт хорошо просматривался со всех сторон — он был пуст. Он облизал губы, чуть влажные от воды.
— Питья у меня хватит…
Он стоял, глядя вниз, на глыбу над расщелиной с питьевой водой, выступавшую вперед, словно трамплин для прыжков в воду. Он медленно
Глядя перед собой остановившимся взглядом и учащенно дыша, он отпрянул назад.
— Забудь об этом!
Он начал задом протискиваться в расщелину, в которой он спал. Он скрылся там почти по самые уши. Его тело и толстая одежда заполняли пещеру целиком. Выдернув из клеенчатых труб рукава шерстяной рубашки, он натянул их на кисти рук. После нескольких попыток ему удалось зацепить их пальцами. Он сжал кулаки, и они зарылись в мохнатую ткань рубашки. Он снова лег грудью на спасательный пояс, подложив руку под левую щеку. Он лежал, дрожа от холода, потому что солнце уже закатилось. Зеленое небо стало синим, потом — темно-синим, и чайки начали садиться на берег. Тело его больше не пыталось побороть дрожь, но в минуты затишья лежало совсем неподвижно. Рот у него был открыт, глаза тревожно вперились в темноту. В какой-то миг он вздрогнул, и рот промолвил:
— Забудь об этом!
Чайка чуть встрепенулась, потом утихомирилась снова.
William Gerald Golding, 1956
Из журнала «Англия» — 1970 — № 2(34)