Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том II: В Палестине (1919–1942)
Шрифт:
Часть IV
Любовь к электричеству
Глава 1
Горизонты предстоящего 1
Как бы глубоко еврей ни был предан России, – никто из русских этому не поверит, т. к. в глубине души они сознают, что такая собачья преданность после всего пережитого русским еврейством является аномалиею, а потому – неестественна.
В Париже Рутенберг появился 25 мая 1919 г. Он называет эту дату в письме к А.М. Беркенгейму (от 16 июля 1919 г.) ( RA):
Приехал в Париж 25-го мая.
Ориентировавшись, поставил себе задачу: обеспечить для России через Центросоюз возможно большее количество необходимых товаров.
Во французской столице Рутенберг остановился в отеле d’Iena, где прожил лето и осень 1919 г. В это время он окунается в круг проблем, связанных с кооперативным движением, в которое вошел, находясь в Москве, год с лишним назад. В структуре Центросоюза Рутенберг занимал должность начальника индустриального отдела (Chief of the Industrial Department). Тесные узы сотрудничества связывают его с упомянутым А.М. Беркенгеймом.
Александр Моисеевич Беркенгейм (4 ноября 1878 – 9 августа 1932) родился в Москве в зажиточной еврейской семье. С молодости был склонен к литературно-журналистскому труду – печатался в русско-еврейском журнале «Восход» (см.: Колонизационное движение русских евреев в Палестину и Аргентину // 1897. № 2, 3, 6, 7; 1898. № 3). В 1903 г. окончил Дрезденскую высшую техническую школу. В студенческие годы вступил в партию с.-р. (от филеров он получил кличку «Залетный», см.: В недрах Московской охранки // Русское слово. 1917. № 1631. 13 июля. С. 2; см. указание на его местопребывание в сообщении Азефа из Германии от 9/22 февраля 1902: «<…> в Дрездене Беркенгейм <…>», Письма Азефа 1994: 71). Принимал участие в революционных волнениях 1905 г., за что подвергся аресту и ссылке (его арест среди других упоминается в воспоминаниях М. Вишняка, см.: Вишняк 1954: 124). Был близко знаком с А.М. Ремизовым, который вспоминает о нем в книге «Иверень». С 1909 по 1914 гг. вел доставшееся ему в наследство от отца лесоторговое дело и одновременно принимал активное участие в российской кооперации, заниматься которой начал в 1906-07 гг., находясь в Архангельске. С 1915 г. полностью отдается кооперативной работе в качестве вице-председателя Центросоюза. После Февральской революции член московской городской управы, возглавлял продовольственный комитет. На II Всероссийском съезде Советов крестьянских депутатов, стоявших за Учредительное собрание, выступал (вместе с Н.Д. Кондратьевым) с докладом по вопросу продовольствия (на заседании ЦК партии эсеров 22 июля 1917 г., обсуждавшем кандидатов в Учредительное собрание, его кандидатура признана спорной, см.: Протоколы Центрального комитета 2000: 5). Испытывая подозрительное отношение со стороны новой власти, Центросоюз продолжал тем не менее функционировать в советской России, см.: Врангель 1992: 388-89. В ночь на 1 сентября 1918 г. Беркенгейм был арестован на волне репрессий в связи с покушением Ф. Каплан на Ленина, см. запись арестованного тогда же С.П. Мельгунова (речь идет о тюремной камере в страховом обществе «Якорь»: «Освоившись, видишь знакомых. Вот лежит грузная фигура кооператора Беркенгейма, арестованного в связи с принадлежностью его к с.-р. партии», Мельгунов 1964а: 29, 35-6), ср. в письме С. Ан-ского к Р.Н. Эттингер от 27 сентября 1918 г.: «Но с момента покушения на Ленина и с началом режима красного террора пошли в Москве и в Петербурге такие аресты, такая бешеная расправа, что я мог ожидать с часу на час ареста. В течение первых дней были арестованы все, кому не удалось вовремя скрыться, между прочим, Мякотин, Пешехонов, Волк-Карачевский, Беркенгейм, Арманд, Руднева и около десяти и менее видных с. – ров» (Ан-ский 1967: 130). В декабре 1918 г. покинул Москву и выехал во Францию с целью основать отделы Центросоюза в различных европейских странах. В его задачу входило добиться по линии Центросоюза снятия блокады, от которой жестоко страдало население России. Беркенгейму удалось организовать такие представительства в Лондоне, Париже, Берлине, Стокгольме и Нью-Йорке. Чекисты, однако, восприняли эту акцию по-своему, см. в «Красной книге ВЧК»: «Д.С. Коробов, А.М. Беркенгейм и В.Н. Зельгейм в 1919 году обманным путем выехали за границу, где, захватив имущество и капиталы Центросоюза, объявили себя “независимым акционерным обществом”, установили связи с кооперативными организациями на территории, занятой Колчаком и Деникиным» (Красная книга 1989, II: 319). В 1920 г. московский суд заочно приговорил Беркенгейма к смертной казни как «врага советской страны» и «за попытку свергнуть советскую власть в России экономическим путем». Его интервью с корреспондентом эмигрантской газеты «Варшавское слово» см. в: Отмена блокады 1920: 2. В начале 20-х гг. около года жил в Палестине (Yaari-Poleskin 1939: 152; см. приводимое ниже письмо к нему Рутенберга) и работал в рутенберговской Хеврат ха-хашмаль.В 1923 г. уехал во Францию для ликвидации дел, связанных с Центросоюзом, а оттуда в 1924 г. перебрался в Польшу, где проживала его семья. Здесь в июне 1925 г. принял пост директора «Союза еврейских кооперативных обществ Польши». Умер в Грефенберге (Чехословакия). См. книгу в память о нем: Berkeneim 1932.
Именно Беркенгейм обратился к тем, кто хорошо знал Рутенберга и мог выступить в его поддержку, когда против него в английской печати развернулась злобная антисемитская кампания (середина 1921 – начало и лето 1922 г.), целью которой было оболгать предприимчивого инженера, задавшегося целью использовать водные ресурсы Палестины как источник электроэнергии (см.: A.P.P. 1922: 2). Цель была простая: выбить почву из-под ног непрошенного инициатора-еврея, который взялся, как представлялось недоброжелателям, за неслыханно прибыльное дело на территории, находящийся под мандатом Королевства Великобритании. В его защиту выступили тогда Н.В. Чайковский и А.Ф. Керенский (см.: Gilbert 1975: 658); среди тех, кто вступился за Рутенберга, был также Н.Д. Авксентьев 3.
Беркенгейм
Your visa refused stop hand Krovopuskov all materials stop shall try be Paris middle September stop please refrain all general steps binding cen-trosoyus without preliminary sanction 4.
Последняя фраза была, по всей вероятности, реакцией на заявление Рутенберга об отставке. Решение было принято, как это всегда у него бывало, в один присест, под давлением происходивших событий – кровавых еврейских погромов на Украине и охватившей мир антиеврейской истерии. Еще недавно вроде бы не строивший планов относительно земли предков, Рутенберг теперь твердо решил поселиться в Палестине. В упомянутом заявлении об уходе с поста начальника индустриального отдела он после изложения просьбы обосновывал ее следующим образом ( RA, недатированная копия):
Мотивы для отставки недостаточны, конечно. С указанными трудностями управился бы, но имеются другие, более важные.
Кругом непроглядное жидоедство. Не безосновательное. Если бы я не был евреем, я был бы черносотенцем. В последние месяцы на Украине вырезано по меньшей мере 120.000 евреев. Самым диким, варварским образом. Знаю, что в России будет вырезано еще больше. При каком бы то ни было правительстве. Большевистском, деникинском, савинковском или другом. Это неизбежно. Не могу при этих условиях быть и русским и евреем. Не могу совместить этого. Не могу принимать участия в каких бы то ни было русских делах. Мне очень трудно. Но ничего не поделаешь. Не могу. Не позже второй половины августа уезжаю в Палестину. Там видно будет.
Это было в духе Рутенберга – поднимавшееся из глубин его не знавшего компромиссов существа неумолимое упрямство, проявлявшее себя в ситуациях, внешне вроде бы не предвещавших никаких крутых поворотов и с чисто обыденной точки зрения шедшее вразрез со здравой логикой. Мысль о втором «возвращении в еврейство» («неутомимый перебежчик из одного стана в другой», по Грузенбергу) была, судя по всему, окончательной и бесповоротной. Как показали дальнейшие события, за этим неколебимым решением действительно наступил последний – палестинский – период его жизни.
Еще до публикации письма об Андро в бурцевском «Общем деле» он отправил туда материал, который появился в № 54 от 20 августа на первой странице под повелевающе броским заголовком «Союзники должны посылать в Россию своими представителями только демократов!» В нем говорилось:
Союзники усиленно требуют от Колчака и Деникина доказательств того, что они являются защитниками демократических принципов и при первой возможности соберут Учредительное собрание.
Мы, русские демократы, можем только радоваться такой настойчивости наших союзников.
Мы рады этому тем более, что мы знаем, что сами Колчак и Деникин искренно идут навстречу всем демократическим течениям в России. Но для того, чтобы быть последовательным и чтобы от усиленных напоминаний о демократических задачах действительно выиграли бы именно эти демократические принципы, союзники прежде всего обязаны, посылая в Россию свои миссии, отправлять туда своих испытанных демократов.
Кого же все время до сих пор посылали своими представителями в Россию наши союзники-французы, англичане, американцы, итальянцы для переговоров и для ведения дел с правительствами Сибири, Архангельска, Крыма, на Кавказ – к Колчаку, Деникину, Чайковскому?
Назовите нам среди них хоть несколько громких демократических имен, которые могли бы говорить о себе как об испытанных демократах и в России и у себя дома.
Понять в России демократов и демократию и хорошо сойтись с ними могут только те, кто хорошо понимает демократию у себя дома и умеет с ней сойтись.
Можно ли сказать, например, что полковник Фрейденберг, недавно сыгравший такую роль в Одессе, – демократ?
Мы не раз настаивали на том, что одесские и крымские события должны быть обследованы специальной комиссией. Сегодня мы снова настаиваем на этом. К сожалению, мы не слышали о том, чтобы для изучения страшных событий в Одессе и Крыму была назначена комиссия для выяснения виновности русских и союзников.
Еще раз повторим – союзники должны посылать в Россию своих представителей для ведения дел с Колчаком и Деникиным только испытанных, искренних демократов.
Это нужно и для нас, и для союзников.
Для союзников еще, быть может, важнее, чем для России.
Трудно сказать, чего большего ожидал Рутенберг от публикации этого письма, приобретшего на газетных страницах характер обращения-воззвания, хотя и опиравшегося на требование, безусловно, справедливое, выстраданное горьким одесским опытом, но при отсутствии конкретного контекста все-таки достаточно риторическое и безадресное. Посылая его В.А. Бурцеву, он рассчитывал на то, что тот, с его безошибочным чутьем горячей темы и журналистской сноровкой, сумеет организовать вокруг этого материала какую-то кампанию, – вышла же простая публикация, не более. Рутенберг остался неудовлетворен и в тот же день выразил главному редактору «Общего дела» свое недовольство (написано на почтовой бумаге Union central des Soci'et'es Coop'eratives de toute la Russie «Centrosoyus» (Российский центральный союз потребительных обществ)):
Paris, le 20 ao^ut 1919
Владимиру Львовичу Бурцеву,
49, Bd Saint Mishel
Paris
Дорогой Владимир Львович.
Я Вам дал письмо мое к Нулансу, чтоб Вы сорганизовали агитацию в прессе по исключительной важности для России вопросу, а Вы пропечатали его в хронике, суть не в том, чтоб увековечить мое имя на столбцах «Общего дела», а, повторяю, Вы должны всеми мерами поставить агитацию за поднятый вопрос в прессе, и с точки зрения, мной сформулированной.
Не сомневаюсь, что Вы это сделаете и поручите подходящему и ответственному лицу заняться этим делом, самым важнымсейчас для России.
Крепко жму руку
П. Рутенберг
P.S. Уезжаю на несколько дней в Лондон. Если Вам понадобятся какие-нибудь разъяснения, обратитесь к K.P. Кровопускову Hotel de Paris.
П<етр> Р<утенберг> 5