Pink Floyd. Кирпич к кирпичу
Шрифт:
РИК: Ну, такие вещи есть и в Европе тоже, особенно во Франции. В Англии поменьше. Но политика здесь… Я думаю, гораздо легче жить в Англии и делать все, что хочешь, без вмешательства истеблишмента. Поэтому там другая ситуация. Поэтому английские группы не так политизированы, как здешние, я думаю.
ИНТ.: Как ты считаешь, Ник?
НИК: Что? Какой был вопрос?
РИК: О политике.
ИНТ.: О политике и о Спиро Эгнью, который…
НИК: Ну, я не слышал точно, что сказал Спиро Эгнью, но думаю… То, что он сказал сейчас
РИК: В Англии, если бы у нас был кто-то вроде него… Думаю, в Англии мы бы просто посмеялись над ним.
ИНТ.: Над ним смеются и здесь.
РИК: Да, но в то же время к нему относятся очень серьезно, понимаешь? Людей это очень беспокоит.
ИНТ.: Да, правильно, но многие смеются над ним.
РИК: Думаю, у нас в Англии Инок Пауэлл, вероятно, больше всех похож на него.
НИК: Да, Инок Пауэлл, который действительно считается настоящим посмешищем, я думаю. Но у него мало сторонников, и его считают почти сумасшедшим. Однако он не такой дурак, как Спиро Эгнью.
РИК: Он очень умный.
НИК: Он довольно сообразительный. Он умный, но он все же настоящее посмешище, а Спиро Эгнью, к сожалению, нет. Понимаешь, он представляет большую группу американцев, думающих, что они приморили все эти новые политические курсы и так далее. Мы не можем двигаться назад. Человечество не движется назад, поэтому это вызывает очень много неприятных ощущений и всеобщий страх.
РИК: Тут все по-другому. Думаю, я бы задумался о революции и тому подобном, если бы жил здесь.
НИК: Америка очень пугает. Например, меня пугает перспектива снова приехать сюда на гастроли. Я имею в виду обстановку — невероятное количество насилия. Поведение людей просто изумляет, понимаешь, людей, которые кричат и орут. Это очень непривычно.
ИНТ.: Считаете ли вы, что благодаря холодным политическим баталиям, продолжающимся между странами, возможно дольше сохранять мир?
НИК: Ну, это просто возмутительно!
РИК: Возмутительный вопрос и возмутительный ответ. Ты должен понять это.
НИК: Ты должен понять это, иначе ты сейчас закончишь интервью и не будешь больше докучать нам своими вопросами о рок-музыке.
РИК: Среди таких, как мы, существует распространенное мнение, что мы будем влиять на судьбы мира в будущем. Должно быть, потому, что мы собираемся остаться людьми, а не становиться политиками. Мне кажется, надежда есть.
ИНТ.: Какие у группы планы на будущее? Как насчет следующих гастролей с другими альбомами? Вы собираетесь продолжать экспериментировать со звуком и делать космические песни, как, например, «Astronomy Domine» («Астрономия господня»), или…
РИК: Что касается музыки, я не знаю, что мы будем делать дальше. У нас полно дел, которыми можно заниматься вплоть до следующего лета.
ИНТ.: Балетом? Где это?
РИК: В Париже. Нас попросили написать музыку к сорокаминутному балету.
ИНТ.: Что вы думаете об изменениях, происходящих с группой, играющей рок-музыку в тяжелом стиле с типичными для него звуковыми эффектами? Что вы думаете о том, что теперь группой используются классическая музыка, балет и оркестр?
РИК: Мы не будем обязательно использовать оркестр. Это было экспериментом. Возможно, мы снова что-нибудь сделаем с оркестром, и это будет опять эксперимент, но я не думаю, что сегодня мы настолько ограничены в выборе средств. Я подозреваю, что мы теперь откажемся от оркестра, вернемся назад и еще раз подумаем, что мы от него выиграли. Мы постараемся снова вернуться к игре в составе четырех человек, потому что совершенно очевидно, что, когда ты приглашаешь музыкантов со стороны, ты теряешь некоторую мобильность в работе. Но через какое-то время мы, возможно, опять используем оркестр. Трудно сказать.
(Пауза, во время которой интервьюер великодушно раздает «травку».)
ИНТ.: Что вы думаете об американской травке? Можете выключить магнитофон, если хотите.
РИК: На самом деле мы не хотим говорить о наркотиках. Скучно рассказывать о наркотиках в интервью… однако, я думаю, американская травка очень хорошая.
ИНТ.: Да?
РИК: Некоторая.
ИНТ. (бессвязно бормочет, потом задает следующий вопрос): О чем ваши песни? Например, «Astronomy Domine» — очень трудно разобрать слова, произносимые со сцены. О чем она, о пилотах?
РИК: Да, это фантастика.
НИК: Космическая.
ИНТ.: Какие слова у этой песни?
НИК: Это просто фантазия, я думаю. (Декламирует несколько строчек.)
РИК: Просто в качестве примера.
НИК: Она на самом деле не имеет смысла или сюжета. Это очень типичная песня Сида Барретта.
РИК: Она образная — слова создают образы в твоем мозгу.
ИНТ.: Как долго группа репетирует перед концертом? Сколько времени?
НИК: Мы не очень много репетируем, я думаю…
Рик (перебивает): Подготовка занимает у нас целый день.
ИНТ.: Что будет, если вы не будете играть пару дней или недель?
НИК: Некоторые вещи мы играем уже в течение двух лет, поэтому проблем нет. С другими вещами тоже, поскольку мы знаем основную структуру композиции — понимаешь? Где идет пение без стихов, где — со стихами. Мы можем решать, каким образом мы будем ее делать. От нас зависит, как ее исполнять, и репетиции не имеют значения.
ИНТ.: Сколько времени уходит на доработку песни после того, как вы ее сочинили? Например, на доработку «Interstellar Overdrive»?