Пионерский гамбит
Шрифт:
Но вроде нет, ничего такого.
— О, я про жабу историю знаю! — громко заявил вдруг рыжий Марчуков. — Короче, у меня дед в деревне живет, в Заподолье. Там прямо ничего нет вокруг, только лес и болота. И домов десяток. А у деда — моцык с люлькой. Урал. Как медведь рычит, но тащит. И, короче, поехали мы как-то в лес, за грибами.
— А ты сам из деревни что ли?
— Ты уши компотом что ли мыл? Говорю же — дед у меня там! Дай рассказать! Мы, короче, дрын-дын-дын-дын и катим по лесу. Остановились там грибов пособирать, не нашли толком. Дальше едем. И,
— Ой, да хорош заливать-то!
— Да зуб даю! Ну ладно, может не с дом, а с домик такой, на детских площадках которые. И она этот свой рот огромный открывает и — хам! — сжирает деда! А я бежать. А она вроде бы за мной, но у нее брюхо перевешивает. Я на моцык прыгнул и дррррын-дын-дын!
— И что?
— И уехал! Жаба за мной — шлеп, шлеп, но я мчусь, как ветер! И она отстала. Это, короче, царица жаб была, я потом узнавал. Она есть тех, у кого есть бородавки. А если нет бородавок, то она сначала должна подпрыгать и потрогать тебя. Потом подождать, пока на тебе бородавка вырастет, а потом сожрать. А жители этой деревни, чтобы от жабы откупиться, заражали бородавками приезжих, а потом скармливали ей.
— Марчуков, опять ты придумываешь всякое! Детский сад, штаны на лямках!
— А если у тебя есть бородавка, но ты не рядом, то она может проникнуть в твой мозг и управлять твоими мыслями! Так что может это с нами сейчас не Гуров тут в палате, а царица жаб нам вкручивает, что ее на самом деле не существует!
— У Крамского теперь тоже вырастут бородавки, и им тоже жаба будет управлять.
— А у тебя уже есть бородавки, может это тобой жаба управляет?
— Да ничего это не бородавки, а родники!
— А ну покажи! Жабий шпион!
— Руки убери!
— Да тише вы, а то Анна сейчас заявится, устроит всем втык.
Все притихли. Но ненадолго.
— А вот еще была история... — шепотом начал Марчуков.
— Да замолчи ты, знаем мы твои истории...
— Эта не про жабу, честно! Про жаб теперь пусть Крамской рассказывает. О! Крамской! Ты же унес куда-то жабу! Скажи, а ты ее не целовал случайно?
Я не сразу сообразил, что рыжий ко мне обращался.
— Крамской, ты там уснул что ли? — подал свлй вальяжный голос Мамонов. — Тебе вообще-то вопрос задали. Так целовался с жабой, нет?
— Конечно, нет! — буркнул я.
— Ой, чую я свистишь ты, Крамской! — Мамонов присвистнул, видимо, для усиления эффекта. — Ты выглядишь как типичный маменькин сынок, который в сказки верит. Вот если бы я был тобой, то точно бы попробовал поцеловать жабу. А то вдруг это на самом деле принцесса,
— И что, реально бы поцеловал? — спросил парень из противоположного угла.
— Я же не Крамской! — Мамонов хохотнул. — Я целовать девушек предпочитаю.
— И что, многих уже поцеловал? — иронично спросил я.
— Да уж побольше тебя! — огрызнулся Мамонов. — Так что там, жаба превратилась в принцессу, а?
— Илюха, ну какие у нас принцессы? — встрял Марчуков. — Принцессы умерли все давно или за границей живут! У нас жаба может превращаться только в вожатку новую... Эх, с этой нам не повезло, унылая какая-то, не то, что Игорь!
— Между прочим, про Игоря и экспедицию сплошные враки, — сказал парень из дальнего угла. — Его из университета отчислили и из комсомола выперли.
— Это кто сказал? — Марчуков подскочил на кровати, та взвизгнула металлической сеткой.
— Мама моя сказала, — тихо ответил тот. — У него родители развелись, а отец в Израиль... это... как его... эмигрировал.
— Свистишь? — неуверенно произнес Матонин.
— Товарищи, отбой был уже довольно давно, — раздался спокойный с ноткой раздражения голос Верхолазова. — По распорядку дня мы уже должны спать.
— Засохни, Верхолазов, — лениво отозвался Мамонов. — Ты что, Аннушку не слышал? Она сказала, что если барагозить не будем, то можем хоть до утра болтать. Мы же теперь взрослые, забыл?
— Возраст, товарищ Мамонов, далеко не всем добавляет мозгов, — веско изрек Верхолазов. После этой фразы повисло ледяное молчание. Прямо-таки ощущалась накаленная атмосфера. Совершенно очевидно, что Мамонову очень хотелось сейчас вскочить и прописать наглому Верхолазову с ноги. Но между ними как будто была непроходимая стена. И Мамонову ничего не оставалось, кроме как метать молнии глазами, но больше никак свои чувства не показывать.
— О, вот еще такая была история, — Марчуков решил закончить неловкую паузу.
— Снова про жабу?
— Про жабу — это к Крамскому, у него завтра руки будут бородавчатые, вот увидите! — Марчуков захихикал, подвизгивая, как будто на него напал приступ икоты. — Короче, про вожатку четвертого отряда. Видели? Такая со стрижкой?
— На гитаре еще играет?
— Да, она! Короче, мой друган, Воха, в прошлом году был в первом отряде на последней смене. И короче, как-то после отбоя захотел погулять. Вылез в окно, хиляет, такой, никого не трогает. А потом слышит — бац — голоса в беседке. Ругаются. Она, вожатка эта, с Игорем нашим ходила. И вот они...
— Подожди! А Шарабарина?
— Ну ты слушай, да? Короче, они из-за Шарабариной и ругались. Вроде как он с обеими вась-вась, а вожатка про Ирку узнала и ему выговаривала. А он сказал, что она слишком правильная, и ему надоело за ручки. Даже, мол, Шарабарина и та... Ай, да что я про Шарабарину-то? Короче, вожатка влепила ему по балде и убежала. И, такая, как раз на моего другана налетела. Тот ей: «Ой, извините, тоси-боси!» А она: «Пойдем со мной!» И потащила его к себе в вожатскую. И там... ну... этсамое!