Пионерский гамбит

Фишер Саша

Сначала разговор был тихим, и я даже его не слушал. Мало ли, что там за скучные у них дела...

Я понял, что что-то идет не так, когда мама почти закричала.

— Игорь, но ты же обещал, что поможешь!

— Верунчик, так разве я не помогал? — тоном добродушного дядюшки произнес Игорь. — Когда обалдую твоему репетитор был нужен, я слова не сказал. И когда тебе операцию надо было оплатить.

— Тогда мы бы и без тебя справились... А сейчас... — Вера всхлипнула.

— А сейчас, Верунчик, в проблемы встрял твой мужик, — жестко сказал Игорь. — И если он нормальный мужик, то сам разрулит.

Мне хотелось перестать слушать,

но я не мог. Мать сначала требовала, педалируя какое-то обстоятельство в прошлом. Потом начала просить. Потом умолять. Потом разрыдалась. Я тихонько открыл дверь и прокрался в прихожую. Меня мучило страшное любопытство — кто же такой этот Игорь? И почему я его впервые в жизни вижу? Я сцапал с подзеркальной полочки маленькую мужскую сумочку со смешным названием «барсетка». Почему-то их как-то в один момент стали таскать все мужчины. А я недоумевал — ну неудобно же! Она же маленькая, все, что туда поместится, можно легко рассовать по карманам...

Бумажник я не тронул. Воровать нельзя, это в меня было вбито намертво. Взял книжечку в кожаной обложке, думал паспорт. Но там был не паспорт, а пластиковые карточки. И водительское права на имя Игоря Снегова.

Чем закончилась вся эта история, я, если честно, помнил уже плохо. Это были девяностые, там трындец накатывал за трындецом, так что к которому конкретно из потрясений относился визит Игоря, я не запомнил. Но ни раньше, ни потом я его не видел. А тогда решил, что это, наверное, брат матери или какой-то другой родственник. Богатый и высокомерный.

— Эй, Крамской! Ты что, заснул? — Коровина толкнула меня бедром, отпихивая с тропинки. — Ничего не делаешь, лучше помоги!

Только сейчас я заметил у нее в реках какие-то рулоны и свертки. Я забрал у нее половину и пошел следом к клубу.

— Сейчас это принесем, а потом еще на склад сбегаешь, хорошо? — тараторила Коровина. — Куча дел еще, ничего не успеваем, каждая пара рук на счету, а ты бездельничаешь.

Ах вот куда делись все наши, кого я не увидел у ворот! Еще подумал, что странно, неужели ко всем-всем родители приехали, вроде уже не малышня ни разу. Ребята из второго отряда, как самые взрослые, занимались декорированием зала. Марчуков приплясывал на стуле, стоящем на столе и размахивал молотком. Гордился не очень ровно прибитым транспарантом «Обойди весь белый свет, лучше „Дружных“ в мире нет!»

Девчонки пришивали к кулисам здоровенные бумажные цветы. Ребята из третьего отряда разворачивали еще какой-то плакат. Я хотел, сначала, спросить, что тут еще такое затевается, но заткнулся, потому что сам понял. Концерт для родителей. Сейчас все попикникуют и придут сюда. А дети будут на сцене показывать, какие они талантливые, и как весело им здесь живется.

Отлынивать от всеобщей суеты я не стал, хотя было понятно, что большая часть детей здесь друг другу просто мешается. И что пара подсобных рабочих, которых мы обычно видели курящими за столовой, справились бы со всем этим меньше, чем за час. Но так все были при деле, каждый чувствовал свою причастность и не печалился по поводу не приехавших навестить родителей.

Пока бегал от склада и обратно, таская свернутые рулоны старых стенгазет и плакатов, пачки фотографий, какие-то бумажные гирлянды, вымпелы и флажки. Кажется, на стены клуба решили повесить вообще все, за исключением портретов вождей. Которые на складе тоже были. По всей видимости, для каких-то особенно торжественных мероприятий.

На

обед в этот день явились не все, где-то треть мест за нашим столом пустовало, а стол какого-то из младших отрядов был и вовсе пустой.

— Негусто сегодня народу, — хмыкнул я.

— У седьмого отряда вожатый решил устроить поход для детей и родителей, — не очень внятно произнес Марчуков с набитым ртом. — Он еще меня хотел заманить, чтобы я им помог веселые старты провести на поляне.

— А ты почему отказался? — я помешал ложкой суп. Со дна тарелки всплыли зерна перловки и кусочки зелено-коричневых соленых огурцов. — Ты же любишь такие штуки...

— А меня Коровина уже попросила помочь, — Марчуков потянулся за новым куском хлеба. — Не разорваться же!

— А вы бы хотели пойти в поход? — раздался с противоположного конца стола голос моего отца.

— Если с ночевкой и палатками, и чтобы на костре готовить, то да! — выпалил Марчуков. — А просто бродить по кустам вокруг лагеря — неее...

— Я ведь опытный турист! — гордо заявил отец. — А здесь на складе я видел всю необходимую амуницию — палатки, спальные мешки, котлы. Так что если будете себя хорошо вести, могу похлопотать, чтобы нам выделили провиант, и...

— Оооооо! — второй отряд радостно забарабанил по столу руками и ложками. — Сергей Петрович, пожалуйста...

Я не очень разделял энтузиазм ребят. Походная романтика и в более цивилизованные времена меня никак не зажигала, а уж в восьмидесятом... Благодаря отцу, который и правда был любителем посидеть у костра и покормить комаров где-нибудь в глухомани, мне случалось в детстве сталкиваться с артефактами прошлых времен — брезентовыми палатками. Сначала ты тащишь эту тяжеленную штуку на себе, потом возишься, ровно ее растягивая, а если допустишь хоть малейшее провисание, то стоит пойти дождю, ты утонешь там вместе со спальным мешком. Тоже, кстати, штукой довольно тяжелой. Даже с сухом виде, не говоря уже про мокрый...

Но видимо большинство ребят такого опыта не имели и других вариантов не видели. Так что мне ничего не оставалось, кроме как присоединиться к общему ликованию.

Правда, этот план слышали не все, но на обеде было все-таки большинство ребят. Так что даже если кто-то и будет не согласен, то им придется подчиниться, навьючить на себя рюкзак и топать в некую даль за походной романтикой.

На послеполдничный концерт никто из родителей второго отряда не остался. Даже дружная компания родственников Кузина и Аникиной уехали. Но родичей малышни хватило на то, чтобы занять и все места в зале, и даже часть проходов. Зал был битком, чтобы всем хватало чем дышать, распахнули окна. А чтобы сидячих мест стало побольше, принесли все стулья и даже притащили пару уличных скамеек. Правда, все равно не хватило, так что мы, как самые старшие, заняли места на камчатке. Кто-то сидел на приступочке, кто-то стоял.

Мамонов после встречи с мамой был мрачен. Шарабарина, наоборот — даже более весела, чем обычно. Вместо клетчатой рубашки она теперь была одета в белую блузку с кружевными воланами, видимо, мама привезла обновку. Правда, джинсовые шорты ни на что другое она не заменила.

Колонки загудели, потом из них раздалась бравурная мелодия. Что-то очень знакомое, даже какие-то слова в голове всплывали. Про детство, верных друзей и лето. Потом на сцену вышел Игорь. Хм... Странно, он же вроде не вожатый? Попросили по старой памяти, как балагура и заводилу?