Пионеры Вселенной
Шрифт:
– Да, да, конечно, – растерянно пролепетал Стрешнев, отстегивая полость.
Незнакомец юркнул в санки, вдавил голову в плечи.
Извозчик свернул в переулок и, ослабив вожжи, гикнул.
Незнакомец схватил руку Стрешнева и, гулко дыша, заговорил:
– Благодарю вас, господин учитель! Нет слов, как благодарю.
– Ну что вы, что вы, – смутился Стрешнев, – если все обойдется – я буду рад!
Извозчик, не спрашивая дорогу, петляя, гнал по незнакомым переулкам, пока не выехал на глухую
– Ну, кажись, ушли… теперь не догонят.
– Сердечное вам спасибо, – с одышкой сказал незнакомец. – Вы храбрый человек. Вот вам на водку.
– Благодарствую. Только я и так бы… Куда же теперь?
– Если можно, еще квартала два, и я сойду.
– С нашим удовольствием! – понимающе усмехнулся извозчик и показал жеребцу кнут. – Но, но, оглядывайся!
Снова снежные комья застучали по железному передку.
– Стой! Стой! Осади! – послышалось из темноты. Жеребец остановился. Пред ним с поднятыми руками стоял усатый городовой.
Не успели седоки сообразить, что случилось, как из-под арки каменного дома вышел, гремя шашкой, высокий пристав в длинной шинели с меховым воротником. Приблизясь к саням, он взял под козырек:
– Куда изволите ехать?
– В ее императорского величества Марии Александровны женскую классическую гимназию, на заседание совета, – отчеканил Стрешнев.
Пристав вгляделся в форменную шинель Стрешнева и снова поднес руку к козырьку:
– Прошу прощения, господа, но именем закона прошу освободить извозчика для доставки в часть государственного преступника.
– Извольте, если это необходимо, – сказал Стрешнев и первым вышел из саней. Незнакомец последовал за ним.
Пристав махнул рукой, и двое полицейских вывели из ворот молодого человека с русой, как у Стрешнева, бородкой. Полицейские посадили его в санки и сели по бокам. Городовой встал сзади.
– Трогай! – приказал пристав.
Ямщик взмахнул кнутом, и жеребец помчался.
«Что же будет с нами?» – подумал Стрешнев, взглянув на случайного товарища, потом на пристава. Но тот молча приложил руку к козырьку и широким шагом пошел во двор.
– Идемте, идемте скорей, – прошептал незнакомец и потянул Стрешнева. – Идемте, пока они не одумались.
Они пробежали несколько переулков и остановились у глухой каменной ограды.
– Здесь кладбище. Сюда едва ли придут, – задыхаясь, сказал незнакомец. – Уж не знаю, как и благодарить вас. Ведь вырвались из пасти крокодила.
– Да, а вот тот несчастный!..
– Ужасно! Это наш товарищ. Прекраснейший человек.
– Неужели? А он даже не взглянул на вас.
– Благороднейшая личность. О, вы о нем еще услышите!
– А вы?.. Впрочем, я забываюсь… Однако мы вместе прошли через испытание… Вы революционер?
– Да,
– Я тоже душой с вами… и даже более того, – смущенно заговорил Стрешнев. – Я рад, что встретил вас, и мне крайне необходимо посоветоваться.
Незнакомец внимательно осмотрел улицу, прислушался:
– Здесь ни души. Говорите.
– Я шел к одному человеку, чтобы предупредить его. Правда, не знаю, может, он и не причастен…
– Дело касается взрыва в Зимнем? – нетерпеливо перебил незнакомец.
– Да. Я хотел предупредить… Но может, небезопасно к нему идти?
– Именно! Вы видите сами, что творится. В городе облавы. Может, его уже взяли, а за их квартирой следят.
– Что же делать?
– Доверьтесь мне, дорогой друг. Если не смогу сам, так наши люди предупредят.
Стрешнев приблизился к самому уху незнакомца:
– В одной семье, где бывают высокопоставленные лица, я слышал про динамит, найденный у арестованных, что в крепости.
– Да, да, так что же?
– Установлено, что он кустарного производства, – будут искать мастерскую… А мой друг…
– Вы говорите о Максиме?
– Как? Вы знаете?
– Да, знаю, спасибо! Вы настоящий друг и благороднейший человек. Надо спешить! Дайте мне пожать вашу руку. Вот так. Прощайте! Все будет сделано. Да хранит вас бог!
Незнакомец поклонился и скрылся в глухом переулке.
3
Комнату наполняли взволнованные, тревожные звуки бетховенской Лунной сонаты.
Девушка в темном глухом платье играла порывисто, нервно. Ее гибкий стан и тонкие руки вздрагивали.
По столице из дома в дом ползли зловещие слухи об арестах студентов, о ночных облавах на социалистов. У всех на устах было модное словечко «террорист», которое влекло и пугало. А от Сергея четвертый день никаких известий…
Лиза, играя, старалась отвлечься от гнетущих мыслей. Она знала, что Сергей симпатизировал революционерам и даже участвовал в кружках и сходках. «Что, если он в беде и не может подать вести?..»
Дверь тихонько приоткрылась, и из-за портьеры выглянуло озабоченное лицо матери.
– Лизонька! Играй потише, папа из собора пришел.
Лиза вздрогнула и закрыла крышку рояля. Мать подошла, ласково обняла за плечи;
– Что с тобой, голубушка? Уж не заболела ли?
– Мне страшно, мама!
– Полно, милая. Теперь уж все страхи позади. Народ успокаивается… Убиенных, говорят, похоронили с почестями, гробы выносили офицеры да генералы. Государь-император, слава богу, жив и невредим… Папа был на молебствии в Исаакиевском соборе. Говорит, народу было – таракану не проползти! А службу служили три митрополита: Санкт-Петербургский, Московский и Киевский.