Пионовый фонарь: Японская фантастическая проза
Шрифт:
— А-а-а!
Тикуса, горестно вскрикнув, кинулась было прочь, но Мунэёри опрокинул ее и, схватив за волосы, поставил на колени. На сияющей юной свежестью спине жалобно зияла рана, явный след от стрелы.
— Стой, лисья нечисть!
Эти слова, похоже, острее стрелы укололи Тикусу. Она уже не пыталась бежать. В лунном сиянии на некоторое время воцарилась тишина.
Мунэёри поднялся, набросив одежду на Тикусу, и, обняв ее, ласково сказал:
— О, Тикуса! Прости! Мне нужно было хоть раз увидеть твое тело. Я огорчил тебя, но я не мог иначе. Повернись ко мне!
Тикуса гордо
— Вы уже изволили видеть мой подлинный облик! Я едва избежала вашей стрелы тогда у горной реки. Теперь снова на волосок от смерти.
Мунэёри рассмеялся.
— Да как же можно убить такую красавицу! Не найдется у меня на нее стрелы. Единственное, чего я хочу, — это всегда быть с тобой.
— Даже после того, как узнали мое истинное обличье?
— Да ты стала мне дороже прежнего, когда я узнал, что ты лиса. Именно сегодня, в лунном сиянии, я полюбил тебя всей душой.
— Это меня-то? А ведь я затаила сильную обиду на наместника. Чтобы отплатить врагу, я нарочно обернулась девушкой и познакомилась с ним, чтобы напустить на него порчу.
— Что ж, обида твоя понятна. А что ты называешь порчей? Если ты имеешь в виду то, что ты открыла мне на многое глаза, так это благодеяние.
Тикуса вздохнула.
— Лисьи чары позволяют мне без труда видеть и слышать все, что происходит во дворце и во всей провинции. Я разоблачала тайны, мутила воду и с преданным видом докладывала только о дурном единственно для того, чтобы в конце концов погубить наместника. Если наместник посвящен во все тайны и до его ушей доходит все злословие, это приводит его к неверным шагам. У меня на уме было только одно — влить яд сомнений в душу наместника, толкнуть его на скользкий путь ошибок, жестоких поступков и посеять раздор между наместником и его подданными. Не говоря уж о том, что каждую ночь я соблазняла вас, тянула в пучину разврата, потому что задумала высосать вашу жизненную силу до последней капли. Неужели такое коварство не отвращает вас?
— Ну что ты! Именно поэтому я думаю, что ты самое прекрасное создание в мире.
Тикуса, которую Мунэёри все еще притягивал к себе, задыхаясь, прижалась к его груди.
— Сейчас все мои замыслы представляются мне глупым женским, нет, лисьим коварством. Соки вытянули из меня, удовольствие даровано опять-таки мне. А у наместника с наступлением дня мужская сила не идет на убыль. Она-то и удерживает меня в мире людей. Это желанное сокровище для меня, неискушенной. Вопреки моему заветному желанию, в провинции нет человека, который бы ненавидел наместника или таил на него злобу. Единственное, что доставляет удовольствие наместнику — это убийство, а именно убийство не знает слабостей и ошибок. Люди, смотря на это, как на божий гнев, трепещут от страха и примиряются с мыслью об ожидающей их смерти. Ловушка, в которую я решила вас заманить, — удача в дурных делах. Но колдовству моему далеко до силы рук наместника. Перед наместником преклоняются, как перед духом зла.
Мунэёри, содрогнувшись, кивнул в знак согласия.
— Дух зла, значит. Это ты хорошо сказала. Дух зла. Это, пожалуй, именно то слово, которое я искал. Я должен соответствовать ему своими поступками. В этом мире, стало быть, я единственный
— Вы мне теперь еще дороже. Мне кажется, что в мою душу проникла человеческая жалость. Единственный господин, которому я должна служить, — это наместник.
Луна становилась все ярче, и в лунном сиянии они еще раз дали друг другу клятву в любви, но на этот раз не на словах.
На следующее утро, едва поднявшись, Мунэёри вышел в сад и позвал слугу.
— Поди к дяде, скажи, что я жду его.
В это время к нему подошел Фудзиути. Силясь угадать настроение наместника, он исподтишка глянул ему в лицо, а потом заговорщически зашептал:
— Господин наместник! Будьте осторожны! Ведь господин Юмимаро посягает на вашу жизнь.
Мунэёри хладнокровно бросил ему в ответ:
— Уж не твои ли гадательные палочки сулят мне смерть?
Тут появился Юмимаро. Завидев его, Мунэёри крикнул:
— A-а, дядюшка! Не сгожусь ли я на мишень для твоего лука? Подставлю-ка я спину твой стреле!
Юмимаро, не отвечая, схватился за лук со стрелами. И вот стрелы выпущены — две по одной прямой — и летят к спине Мунэёри. Мигом развернувшись, Мунэёри на лету поймал стрелы. Но, оглянувшись, он увидел, что Юмимаро безмолвно уходит прочь.
— Послушай, дядя! Я еще раз попробую сделать то, что сделал тогда. Теперь мой черед стрелять в твою спину, дядюшка!
Юмимаро даже не замедлил шага. Спина его, похоже, издевалась над Мунэёри.
— Думаю, это твой последний смех!
Пущенные Мунэёри две — нет, три стрелы, блеснув на солнце, слились воедино. Юмимаро ухватил две стрелы, и поняв, что есть еще третья, подпрыгнул на одной ноге и метнулся в сторону. Но и стрела, молнией настигая добычу, тоже метнулась за Юмимаро и вонзилась ему в спину.
— Щенок! — простонал Юмимаро, падая наземь.
— Зверь! — крикнул в ответ Мунэёри и, подскочив, пнул ногой его в спину. Он пинал и топтал Юмимаро, пока его седые волосы не почернели от земли.
— Запомнил, Юмимаро? Никому не дозволено превосходить меня. Стрела направляющая и стрела разящая — это коварство зверя. Третья стрела — это мое изобретение. Это стрела злого духа. Знание, убийство и дух зла — эти три стрелы, слившись воедино, изменяют мир по моей воле. Помни это даже в аду!
Позвоночник Юмимаро хрустнул под ногами Мунэёри, кровь, хлынув изо рта Юмимаро, обагрила землю.
— Здесь вырастут пурпурные астры.
Мунэёри собрался уходить, но почувствовал на себе чей-то взгляд. Оглянувшись, он увидел Фудзиути.
— Фудзиути! Ведь никому не дозволено стоять за моей спиной и подглядывать.
Фудзиути испуганно отступил назад, натолкнувшись на дерево. Мунэёри, указывая на тело Юмимаро, сказал:
— Смотри! Рассмотри как следует спину этой дохлой твари. Раскрой глаза и посмотри, что у него на спине.
Однако глаза Фудзиути не увидели ничего, кроме окровавленной спины. Он не понимал, что хочет сказать ему наместник.
— На твоих гадательных палочках, похоже, не видно.
Фудзиути тайком пытался угадать по палочкам. Но они что-то темнили, да и в глазах у Фудзиути было темно.