Пионовый фонарь
Шрифт:
Привидения радостно переглянулись.
– Ну вот, барышня, – сказала О-Юнэ. – Сейчас вы увидите господина Хагивару и сможете высказать ему все свои обиды. Пойдемте же!
Она взяла О-Цую за руку, покосилась на Томодзо, все еще лежавшего на земле, заслонилась рукавом от ярлыка в его стиснутых пальцах и проплыла через окно в дом.
Глава 13
О-Куни злорадно думала о том, что настырный негодяй Коскэ, знавший о ее сговоре с Гэндзиро, нынче же ночью умрет от руки господина, как вдруг к ней вошел Иидзима и сказал:
– Куни, Куни, что я наделал!
– Ой, как хорошо! – воскликнула О-Куни. – От души поздравляю вас.
Про себя она считала, конечно, что поздравлять тут не с чем. Она была весьма встревожена и озадачена. В самом деле, как они могли найтись, эти пропавшие деньги?
– Зови сюда всю прислугу, – приказал Иидзима.
О-Куни позвала О-Такэ и О-Кими, и те, узнав, что произошло, тоже поздравили господина.
– Позвать сюда Коскэ и Гэнскэ, – распорядился Иидзима.
Служанки наперегонки побежали в людскую.
– Коскэ! – закричали они. – Гэнскэ! Господин зовет!
Услыхав это, Гэнскэ встрепенулся.
– Слушай, Коскэ, попроси прощения. Деньги, видно, ты не крал, да что поделаешь, кошелек-то нашли в твоем ящике, значит, такая уж у тебя судьба. Попроси прощения, ладно?
– Хорошо, хорошо, – проговорил Коскэ. – У меня есть что сказать господину, когда он занесет меч. И, думается мне, ты тоже обрадуешься, когда услышишь,
– Что уж мне радоваться, – вздохнул Гэнскэ. – Ну, пойдем, господин ждет нас.
Они вышли из людской и остановились перед верандой.
– Коскэ и Гэнскэ, – сказал Иидзима. – Подойдите ко мне.
– Господин, – торопливо сказал Гэнскэ, не трогаясь с места. – Я сейчас по-всякому говорил с Коскэ у нас в людской. Не воровал он, по-моему, господин. Вы, конечно, совершенно справедливо изволите гневаться на него, но позвольте покорнейше просить вас, господин, отложить казнь до следующего двадцать третьего числа…
– Погоди, Гэнскэ, – сказал Иидзима. – Коскэ, подойди сюда.
– Казнь будет в саду? – осведомился Коскэ. – Позвольте постелить рогожу, чтобы не залить все кровью.
– Поднимись на веранду.
– Слушаюсь… Значит, казнь будет на веранде. Это неслыханная честь. Благодарю вас, господин…
– Мне неприятно, Коскэ, что ты говоришь так, – сказал Иидзима. – Слушайте, ты, Гэнскэ, и ты, Коскэ. Я виноват перед вами. Деньги нашлись, я вспомнил, что перепрятал их в другое место. Радуйтесь же. И я рад, ведь не было бы мне прощения, если бы я заподозрил чужих людей, а не собственных слуг. Я прошу вас извинить меня.
– Так деньги нашлись, – радостно вскричал Коскэ. – Значит, я больше не вор? Меня больше не подозревают?
– Да, – сказал Иидзима. – Тебя никто не подозревает. Я совершил оплошность.
– Благодарю вас, господин! Я всегда был готов умереть от вашей руки, но каково идти на смерть с мыслью о том, что вы считаете меня вором! А теперь я чист от подозрений! Казните же меня!
– Я поступил опрометчиво, – возразил Иидзима. – И хорошо еще, что ты мой вассал. Будь на твоем месте кто-нибудь из моих друзей, мне пришлось бы вспороть себе живот… Даже этого, может быть, оказалось бы мало.
– Не надо, господин, – проговорил Коскэ. – Я не заслуживаю этого… Какая радость, правда, Гэнскэ?
– Еще бы! – сказал Гэнскэ.
– Гэнскэ, – торжественно сказал Иидзима. – Ты же подозревал Коскэ и даже бил его! Проси у него, прощения!
– Конечно, – с готовностью сказал Гэнскэ. – Прости и меня, Коскэ, прошу тебя…
– И ты тоже хоть чуть-чуть, а подозревала Коскэ, не так ли, Такэ?
– Не то чтобы подозревала, – сказала О-Такэ, – а просто думала, что непохоже это на нашего Коскэ… Самую малость подозревала.
– Вот и проси прощения. И ты тоже, Кими!
Служанки извинились перед Коскэ и поздравили его. Тогда Иидзима повернулся к О-Куни.
– Слушай, Куни, – строго сказал он, – Ты подозревала Коскэ сильнее всех. Ты пинала его и била. Проси у него прощения… Что же ты? Даже я извинялся, кланяясь ему до земли! Тебе же надлежит извиниться еще более учтиво!
О-Куни была вне себя от разочарования и злости. Ее замысел снова сорвался. Мало того что нашлись деньги, ее еще заставляют просить извинения у этого Коскэ! Обида была нестерпимой, однако делать было нечего.
– Прости, пожалуйста, Коскэ, – пробормотала она. – Я очень виновата перед тобой…
– Это все пустяки, – сказал, усмехаясь, Коскэ. – Деньги нашлись, и хорошо. Я-то думал рассказать кое-что господину перед смертью…
Иидзима поспешно перебил его:
– Не надо, Коскэ, ничего не рассказывай. Молчи, если любишь меня.
– Не буду, извините, господин, – сказал Коскэ. – Но вот какое дело. Если деньги нашлись, то как попал в мои вещи кошелек?
– Как! – воскликнул Иидзима. – Разве ты не помнишь? Ты как-то сказал, что тебе хотелось бы иметь какой-нибудь старый кошелек. Я тогда и подарил тебе этот…
– Да не говорил я…
– Ты сказал, что тебе нужен кошелек!
– Да на что мне, дзоритори, шелковый кошелек?
– У тебя скверная память, друг мой.
– У вас память еще хуже моей! Вы забыли даже, куда перепрятали сотню золотых…
– Это тоже справедливо. Одним словом, все кончилось хорошо, и пусть всех угостят чашкой гречневой лапши.
Иидзима не сомневался в верности Коскэ. Деньги действительно пропали, но он знал, что Коскэ не мог их украсть, и показал О-Куни другой сверток с золотом. Дело было таким образом улажено, и если Иидзима любил Коскэ, то Коскэ готов был пойти на смерть за господина в любой момент. Кончился месяц, наступило третье августа. Завтра господин свободен от службы и хочет отправиться с Гэндзиро ловить рыбу на Накагаву… Сегодня ночью Гэндзиро, разумеется, опять заберется к О-Куни. Коскэ был уже сам не свой от беспокойства. «Если мне не удастся уговорить господина отказаться от рыбной ловли, – думал он, – я подстерегу этого мерзавца Гэндзиро в коридоре у лестницы на второй этаж. Коридора ему не миновать, поскольку О-Куни спит на втором этаже. Я заколю его, затем кинусь наверх и прикончу О-Куни и там же, не сходя с места, вспорю себе живот. Тогда, конечно, не будет ни шума, ни огласки…» Так Коскэ хотел отблагодарить своего господина за все благодеяния, но прежде следовало попытаться отговорить его от завтрашней рыбной ловли.