Пир бессмертных. Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V
Шрифт:
— Кто бы поверил, что это возможно в сердце Сахары! — говорю я.
— Да, но только на высоте 1800–2400 метров! — отвечает Дерюга. — После дождя весь Хоггар за двое суток превращается в зеленый Эдем.
— А как радуют глаз стада!
— Скота здесь немало. Туарегская семья кормится продуктами животноводства и живет с их продажи. Аменокалы владеют десятками колодцев, сотнями верблюдов и ослов и тысячами голов мелкого скота! Вот перед нами довольно крупное стадо, прикиньте на глаз.
— Нет, ну разве я этому поверил бы еще вчера? Какая суровая и чудесная, какая страшная и прекрасная эта страна!
— Ну, мы у цели! Вступаем
— По каким признакам вы это определили, граф?
Молча Дерюга повел рукой с видом волшебника, показывающего свои чудеса. И действительно, дивиться есть чему!
В розовом свете утра нежится в прохладной тишине Хог-гар. Слева от нас тянется могучий массив главного хребта с его вершиной — горой Иламан. Вдали видно зеленое вади Атакор-Н-Ахаггар, главная транспортная артерия Хоггара. Наша дорога, которая тоже пролегла по дну узда, теперь вьется по узкому и короткому полю, посреди которого блестит маленький агельма с сочной травой по берегам. На поле расположен аррем — оживленный поселок, который мне после жуткого безлюдья Сахары показался похожим чуть ли не на Париж: десятка три глинобитных хижин, круглые склады, голубые дымки кузниц и мастерских, звуки человеческой жизни и деятельности… Вокруг деревни хорошо возделанные огороды и канавки с чистой водой; выше на склоне горы эханы и шалаши кочевников. Еще выше — конец ущелья и перевал.
— Три тысячи метров над уровнем моря! — граф показывает на вершину Иламана, которая отсюда кажется невысокой горкой. — Целая деревня в стране, где на один квадратный километр приходится ноль целых семь тысячных одного жителя!
Дышать трудно, но мы переводим дух с довольной улыбкой.
— А палатка Тэллюа?
— Ага, наконец, вспомнили! Я ждал этого вопроса.
Дерюга подходит к кустам и картинным жестом их раздвигает.
— Страна Страха! — театрально декламирует он.
В лучах восходящего солнца среди неописуемо пышных цветов олеандра я вижу повисшую над поселком треугольную площадку, к которой ведет узкая тропинка. Позади площадки очевидно обрыв на другую сторону горы. Точно порхая в воздухе, играют на солнце яркими красками две большие палатки.
— Волшебное гнездо нашей Жар-птицы! — любезно добавляет он, злобно блестя глазами.
Я с восхищением гляжу вперед и вдруг вижу толпу туземцев. Люди галдят и машут руками. Из их гущи отделяется фигура в мундире и шлеме и пускается наутек. В обеих руках легионера бьются куры.
— Ба, — цедит сквозь зубы Дерюга, — я так и думал: господин лейтенант со своими молодцами уже изволил прибыть! Хорош обход района! Слышите радость благодарного населения?
Возбужденная толпа выла и проклинала. Потом вопли вдруг стихли: лохматые фигуры рассыпались как горох, навстречу нам показался Сиф. У него под глазом — здоровенный синяк, лицо помято, и, видимо, сержант не в настроении распоряжаться.
— Командуйте вы, — прошу я Дерюгу.
— Да что тут командовать! Разбивайте свою палатку прямо у источника: вода обеспечена днем и ночью. Вон те палатки — наши, вот моя, а вот герра Балли.
— А где же он сам?
— Сейчас узнаем. Эй, ребята, где профессор? В обходе? Ладно, скоро вернется: мы практикуем выезды с базы на два-три дня для освоения района. Вот что, мсье, — Дерюга оборачивается ко мне, — купайтесь и наводите красоту, даю вам час времени. Потом захожу за вами, и мы отправляемся вместе вон на ту площадку — в гости к прекрасной Тэллюа.
«Любопытно, — говорю
Надеваю шлем. Бросаю последний взгляд в зеркало, которое держит мсье Свежесть.
«Чертова баба… а интересно все-таки, как она выглядит?»
— Вы готовы?
На Дерюге новенький белый костюм. В крепости он ходил неряхой, а здесь, в горах, принарядился… Забавный тип… А я?!
Мы замечаем парадную вылощенность друг друга, оба смущены и смотрим в стороны.
— Прекрасная погода, мсье ван Эгмонт!
— Чудесный воздух, граф!
Вот и площадка. Красивый обширный шатер из пестрых тканей, позади него шатры и навесы поменьше. У входа шест с рогатым черепом какого-то животного и копья с флажками, на одном узнаю бело-красные цвета Олоарта аг-Дуа. За палатками громкий смех и говор — молодые женщины заняты стряпней.
Какая бодрость! Воздух пьянит, как вино… Эх, славно! И, готовясь войти в шатер, вдруг замечаю над зубчатой вершиной горы легкое облачко — первое облачко Сахары! «Привет тебе!» — говорю я ему и смело поднимаю полу шатра.
В первый момент после яркого утреннего света шатер кажется темным. Вверху отверстие, сквозь которое льется поток сильного голубоватого света и видно радостно сияющее небо. Потом замечаю второй источник освещения — широкое отверстие в задней стене, затянутое прозрачной оранжевой тканью: оно пылает в темноте, как большой фонарь. Постепенно глаза привыкают — медный треножник, вьется дымок и чувствуется запах благовонного курения. На корточках сидит молодая женщина в полосатом халате — рабыня, по-здешнему шаклитка, с белым веером… Еще замечаю смутные очертания столика, чашки и сласти, ковер на полу и многое другое… но все это выпадает из внимания… Не отрываясь, я гляжу только прямо перед собой.
Посредине шатра, под отверстием в потолке, устроено возвышение, покрытое цветными тканями и подушками — род ложа или староиспанской эстрады. Столб голубого света упирается в него, и на фоне прозрачной темноты шатра яркие краски драпировок сверкают, как эмаль. На возвышении лежит девушка, одетая в короткий халат лимонного цвета, поверх которого наброшен второй ярко-голубой халат. Его атласные широкие складки свободно рисуют небольшое стройное тело. Голубые лучи сверху и оранжевые со стороны перекрещиваются и чудесно мягкими цветами освещают всё — и ткани одежды, и золото украшений, и даже смуглую кожу: девушка светилась и отливала разноцветными бликами, как большой драгоценный камень или крыло бабочки. Вот она шевельнулась, приподнялась мне навстречу, все краски вспыхнули и заиграли, даже тщательно причесанные волосы показались цветными, даже каждый пальчик маленькой босой ножки, перехваченной браслетом, нежно мерцал из темноты оранжевым и голубым.
Я молча стоял и любовался… Я боялся спугнуть это светящееся существо — казалось, оно взмахнет яркими крыльями и упорхнет в смеющееся вверху небо, как настоящая Жар-птица.
— Это — Большой Господин, о котором я говорил тебе, Тэллюа.
— Лионель?! И вы тут?!
— Проездом… Начал обход зоны с этого места.
Теперь я вижу и лейтенанта: он полулежит перед эстрадой на ковровых подушках. Поверх походного мундира накинут красный бурнус зуава. «И он тоже?» — улыбаюсь я.
Лаврентий не может упустить случая: