Пир бессмертных. Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 4
Шрифт:
— Да как вы смеете… — крикнула та же старушка, — значит, выходит, что у нас в стране…
— Простите, у меня вопрос к Шукшину, — перебил старушку генерал, игравший листом бумаги, — он обменялся взглядом со Шверником, получил немое разрешение и вмешался, не дав старой большевичке договорить начатую фразу. — Шукшин, ущипните себя.
Осевшая фигура с надеждой встрепенулась.
— Товарищ генерал-майор, я вас не понял.
— Повторяю: ущипните себя.
— Я не по…
Генерал стукнул ладонью об стол.
— Приказываю:
Шукшин ущипнул свою ладонь.
— Ну? Ущипнули? Теперь вопрос: вы не спите?
— Нет, товарищ генерал-майор!
— А я думаю, что спите. Какой нынче год?
— Пятьдесят шестой.
— Правильно. Так как же вы не заметили, что Сталин давно умер, прошло три года, состоялся XX съезд партии и новое руководство страны отвергло порочные методы, применявшиеся при культе личности? Где вы были все эти годы?!
Шукшин надорванно крикнул, и его бас перешёл в трагический визгливый тенор:
— Перед судом КПК я клянусь, что всегда работал честно! Клянусь! От моего первого подследственного и до этого злосчастного дела работал честно! Верьте мне!! Верьте!!!
Шверник сделал движение рукой.
— Тише, Шукшин. Кто был вашим первым подследственным и когда это было?
Шукшин захлебнулся словами, отчаянно задребезжал высоким фальцетом:
— Я начал работать в ноябре тридцать восьмого года практикантом, товарищ Шверник, и кто был первым подследственным, клянусь, не помню! Их прошли у меня тысячи! Могу ли я всех помнить?! Честно говорю — не помню!
Шверник опять сделал жест рукой. Выдержал паузу. Когда Шукшин стих, он веско, точно рубя топором, произнес:
— А мы вам напомним.
Ух, как изменился Шукшин! Какие складки побежали по гладкой спине — барский костюм весь сморщился и вдруг стал похожим на тряпку. Шукшин провёл пальцами вокруг шеи, точно чувствуя на ней затянувшуюся петлю.
— Шукшин, вашим первым подследственным был Дмитрий Александрович Быстролётов.
— Ну и что же… Может быть… Я не отрицаю… Но я…
Шверник перегнулся вперёд и впился глазами в лицо стихшего Шукшина.
Молчание. Долгая, очень долгая пауза. Раскалённая добела. Прожигающая сердце насквозь.
— Шукшин! Обернитесь!
Плечи Шукшина опустились как от груза, повисшего на руках. Обеими руками он упёрся в стол, чтобы не упасть на него лицом и грудью. Я видел, как крупно дрожали его колени.
— Шукшин! Обернитесь!!
Все опять замерли.
Шукшин стал поворачиваться влево, всем телом… Начал поворачивать голову… и не смог
— Обернитесь!!! Ну!!!
Ещё бессильный поворот тела и головы… Боже, какое молчание в большом зале…
— Да повернитесь же! Или мне самому вас повернуть?! — рявкнул генерал, выставив вперёд челюсть и угрожающе оскалив зубы.
Тогда в мёртвой тишине Шукшин стал поворачиваться ко мне, больше и больше.
Я увидел мясистое
Наши взгляды встретились.
— Ай! — вдруг на всю большую комнату, может быть на весь коридор, завизжал Шукшин. — Я не знаю этого старика! Я его никогда не видел!! Я его не знаю!!!
Он заслонился от меня жирными руками и застонал, навалившись боком на стол. Я прыгнул вперёд, на бегу задирая на себе рубаху.
— А кишки, выпавшие под кожу от ударов каблуками, узнаешь?! А два ребра, загнанных в лёгкие стальным тросом, ты помнишь? А череп, по которому на допросах вы били молотком, тебе знаком, гад, так твою мать и перетак?!!
Я прыгнул ему на горло. Но сильные руки полковника авиации обхватили меня и поволокли назад, к дивану. Я опомнился. Всё у меня шло кругом, я плохо различал комнату и людей перед собой — какие-то вертящиеся пятна и круги плыли перед глазами.
Старушки совали мне в рот стакан воды.
— Успокойтесь! Успокойтесь! Выпейте воды!
Я пришёл в себя.
Передо мною на кривых толстых ножках маячил серый пузырь, из которого выпустили воздух: он сморщился, обмяк и даже согнулся на бок. Растрёпанные седые лохмы шевелились: следователь по особо важным делам всхлипывал, как ребёнок.
— Ну, Шукшин, — начал генерал, — теперь ответьте: кому всё это было на пользу? Партии и народу это было во вред. Но если нам во вред, так, значит, нашим врагам на пользу? Не так ли?
Молчание. Громкие всхлипывания.
— Отвечайте!
Молчание.
— Шукшин, мы живём в мире, где нет нейтралов. Здесь все в борьбе — одни «за», другие «против». Если вы не были с нами, так значит были против нас?
Всхлипывания стихли.
Долгое, долгое молчание. Тяжёлое, как покрытая льдом свинцовая плита. Все опустили головы.
— Вахта! — вдруг закричал генерал. Вбежали солдаты. — Заберите его! Пусть подождёт в отдельной комнате.
Шукшина увели под руки.
— Ваша роль, товарищ Быстролётов, тоже закончена. Вы можете идти. Спасибо за помощь.
Меня отвели к машине, и я отправился в дом отдыха. Но судьба была милостива ко мне и ещё раз приоткрыла занавес после последнего акта трагедии: я забегу несколько вперёд, чтобы досказать эту историю до конца.
В июле 1961 года меня нашёл Женька Кавецкий, друг юношеских лет, бывший боцман с «Преподобного Троцкого» и лейтенант американского флота, наш верный и славный разведчик. Я его уговорил работать у нас, когда нашёл его след в Америке через мать и Анапу. Женька плавал тогда помощником капитана на американском лайнере и показался мне полезным человеком. О его работе для нас в гитлеровской Германии я, к сожалению, не имею права рассказывать, но работал Женька самоотверженно, был вызван домой для получения награды, снят с работы, арестован, изувечен и отсидел два срока.