Пир на заре
Шрифт:
ДАЛЬНИЙ РОДСТВЕННИК
В Крыму и на Кавказе у самого моря растут гордые и величественные кипарисы. Надрежь ствол его — увидишь широкие сочные кольца, свидетелей привольной и счастливой жизни дерева из года в год. Надрежь ствол кипариса — от красноватой влажной раны потянет терпким и освежающим запахом. В нём можно почувствовать и лёгкий запах песка, наливающегося утренним солнцем Ливана, и тёплый аромат загорелых плеч финикийских моряков, проспавших всю звёздную ночь на открытых кипарисовых палубах. Многое может напомнить знающему человеку это дерево. У нас
Здесь в лесу можно встретить дальнего родственника южного красавца, простой северный кустарник — можжевельник, покрытый дымчатыми голубыми ягодами. С виду он неказист, короткие колючие иглы его совсем не похожи на мягкую праздничную хвою кипариса. Но у простых людей этот низкорослый кустарник снискал самое тёплое внимание. Хозяйки промывают можжевеловыми мочалками кадушки, прежде чем солить в них грибы или огурцы, чтобы выгнать запах плесени. Пыщугане коптят на можжевеловом дыму мясо, а желтоволосые жёны литовских и карельских рыбаков — рыбу. Сибирячки можжевеловым настоем умываются.
В отличие от изнеженного южного родственника можжевельник забирается далеко на север, растёт на горных вершинах, вблизи вечных снегов. Он покорёжен свирепыми вьюгами, поломан ветрами, и если где-нибудь на Таймыре вы срежете ветку толщиной в большой палец взрослого человека, то на срезе можно будет насчитать сотню тончайших годичных колец, говорящих о многолетнем мужестве этого скромного кустарника.
ЛУЧИНА
Она трещит и тает, как новогодняя свечка. Тени по избе вздрагивают. Кот узкими зрачками смотрит на огонь из угла, и в каждом глазу у него по лучине. И сказки, сказки встают из углов, словно кто-то рассказывает их все сразу.
А тётушка Евгения вяжет чулок. Молчит. Но я знаю, о чём она думает, почему любит сидеть при этом тусклом огне. Её детство, далёкое и почти забытое, тянулось при горьковатом запахе лучины, когда ночи бесконечно длинны и когда кажется, что кто-то рассказывает сказку.
Их щепали из берёзовых вязких поленьев. Их снопами складывали на запечные полати, их от жара потягивало, выгибало, и до рассвета в тишине всё чудилось, что кто-то играет в углу на звучной тонкой паутине. Тепло перебирает нащепанные берёзовины, а тётушка щеплет и щеплет их каждый день, будто бы для самовара. В бессонницу тётушка слушает, как они поют.
Моя бабушка тоже когда-то сидела при лучине и слушала свою бабушку. Моя бабушка тоже при мне щепала лучины и говорила внуку: "Для самовара". А потом в их запечном шелесте под тёмным пологом вечера она слушала сказки своего детства.
В сёлах ликуют теперь яркие лампочки величиной с хороший шерстяной клубок для белых рукавичек. По дальним хуторам идут бензовозы и разливают в бидоны и чайники керосин. Да и керосиновым лампам осталась одна лишь дорога — в чулан.
И кто знает, может быть, я через много лет уж и забуду, что на печь нащепать можно ворох лучин и слушать их, слушать всю ночь. В мои бессонные ночи я буду долго лежать в темноте и вслушиваться, как гудят за стеной провода,
МИШИНО СЧАСТЬЕ
Приходит вечером шестилетний мальчик Миша в избу, садится в угол и слушает, о чём взрослые разговаривают. А взрослые говорят о счастье.
Когда все устали от разговора, Миша этак спокойно заявляет:
— А я сегодня счастливый.
— Отчего это ты такой счастливый?
— Две конфетки на дороге нашёл.
Вот тебе и оказия... Говорят, если надеть рубашку счастливого человека, сам гораздо удачливей станешь. Хотел было я снять с Миши рубашку, да остановился, подумав: "Куда мне, такому большому, коротенькое детское счастье".
ЗАПАХ ОСЕНИ
На печи спать нынешней осенью и хорошо и плохо: под боком тепло и мягко, как в стогу, но только заворочался, потекла рожь на пол, словно воробьи побежали по половицам. А запах с печи от горячего жита по всей избе сладкий, мягкий и сильный.
Руки, плечи, волосы людей пахнут волглым житом. И когда в школе спросила учительница:
— Ребята, чем это у нас в классе который день пахнет?
Один ответил:
— Осень житная, Марья Фёдоровна. Али не видите?
БЕРЁЗОВЫЕ НАПЕВЫ
Уходит конец июля. Синее небо подёргивается белесоватостью. Листва на деревьях стала жёстче, а ветер — храбрее и шире.
Слушай, слушай, как звенят в эту пору раскинувшиеся на всё небо берёзы! Ты всё здесь услышишь: и предчувствие надвигающейся осени, и лесные летучие песни, и гаснущие птичьи гомоны, и сладостное ощущение полёта, которое охватывает на ветру берёзовые ветви.
А смотри, смотри, какой золотой снег сыплется в поля и рощи! Уже под ноги тебе целый сугроб намело. Подними, встряхни на ладони рыжеватые лёгкие снежинки и догадайся, что это молодое берёзовое семя. Из каждого семечка по берёзе вырасти может. Ох, и сколько же звона прибавится тогда в ветреный день над Пыщугом! Целая берёзовая симфония. А под ноги уже настоящий остров рыжего снега надуло.
ПОД ТЕНЬЮ ОБЛАКА
В ясный день стоит только засмотреться в небо — и увидишь всё, о чём думается. Пусть только облаком слегка затянет солнце. Тогда и лучи не слепят и ветер прохладный, а сам ты уже в дальних краях, там, где бывал, может быть, очень давно. А осиновая листва струит на ветру осторожный рокот, отдалённо напоминающий звук перекатывающихся сухих гранитных камешков.
Тень облака ушла. А осины всё наливают воздух осторожным гранитным рокотом, теряя на ветру пылающие круглые листья.
Я здесь вспоминаю о далёких краях. А там, на гигантах Тянь-Шаня или в лиловых ущельях Камчатки, я стану вспоминать об этих холмах, об их золотых перелесках. Ведь так воскрешаем мы страны прошлого в необъятных просторах нашего сердца.
Так всё шире и богаче становится Родина, так всё счастливее и больнее залегает она в сердце человека.
ПО ТУ СТОРОНУ ЛЕСА
Леса редеют. Листва тихо садится в траву. Теперь уже не только небо — дальние пашни, угоры, деревеньки проглядываются.