Пир плоти
Шрифт:
Тело закрепили во всех трех измерениях, и Сайденхем направился к нему, чтобы приступить к исполнению своих обязанностей, но по дороге обо что-то споткнулся. Наклонившись, он всмотрелся в это что-то, никем прежде не замеченное из-за обилия крови на полу, приподнял находку двумя пальцами так, что она повисла в его руке наподобие мертвого зверька.
— Матка! — объявил он во всеуслышание. Уортон приблизилась к патологоанатому, и Сайденхем с гордостью поболтал своим трофеем перед самым ее носом. — Так и улику потерять недолго.
— Матка была вырезана? —
— По всей вероятности. — Доктор жестом попросил подать ему пластиковый мешок и, получив его, погрузил матку внутрь.
— Это важно?
Сайденхем вздохнул:
— Это вам решать. Скоро вы начнете от меня требовать, чтобы я назвал вам номер телефона убийцы, изучив поджелудочную железу жертвы.
Сайденхем повернулся спиной к трупу. Он, как и подобалось в таких случаях, решил начать осмотр с измерения внутренней температуры тела, но не воспользовался для этого электрическим термометром, как другие патологоанатомы, а вытащил из кармашка портфеля маленький стеклянный, один конец которого был окрашен в синий цвет. Поглядев на термометр, Сайденхем встряхнул его, затем поглядел еще раз и вставил туда, куда нормальные люди термометры обычно не вставляют.
Фотограф скривил физиономию:
— Это обязательно?
Сайденхем, чьи естественные человеческие чувства были задушены еще в зародыше несколько десятилетий назад, состроил удивленную мину и не удостоил фотографа ответом.
— Ночь была холодная? — спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Слегка подморозило, — тут же отозвался Джонсон. Сайденхем огляделся с таким вниманием, будто рассматривал инфракрасную часть спектра.
— Да и сейчас не слишком жарко, не правда ли? — заметил он и извлек термометр на свет.
Взглянув на него, доктор записал температуру и сунул термометр обратно в футляр.
— Вы что, даже не вытираете его? — удивился фотограф.
— Чего ради? — абсолютно серьезно отозвался Сайденхем. — Даже если у нее был СПИД, следующему пациенту на это ровным счетом наплевать.
После этого он разрезал веревку на шее убитой сантиметрах в десяти от узла и, бросив на нее прощальный взгляд, опустил в пластиковый мешок, поданный одним из судебных медиков.
Сайденхем, стоя перед трупом, делал какие-то пометки в блокноте и командным голосом, не терпящим возражений, отдавал отрывистые приказы фотографу. Тем временем Уортон обратилась к Джонсону:
— Полагаю, настало время поговорить с тем парнишкой, который обнаружил тело.
Джонсон сам удивился, почувствовав удовольствие оттого, что может возразить своей бывшей коллеге. Тем более что возразить было что.
— Вы, конечно, можете поговорить с ним, но сомневаюсь, что услышите в ответ что-либо вразумительное.
Каким образом, подумал Джонсон, это красивое лицо с тонкими чертами и соблазнительным ртом, возможно несколько большим, но от этого еще более сексуальным, может в один момент превратиться в уродливую гневно-подозрительную маску?
— Что вы хотите этим сказать?
—
— Айзенменгер? Кажется, это он вызвал полицию?
— Именно он.
— Айзенменгер… — Уортон задумалась. Имя было ей знакомо — по делу Пендреда, если она ничего не путала. — Он ведь, кажется, ваш коллега? — спросила она.
Вопрос был адресован не Джонсону, а Сайденхему, который, на секунду оторвавшись от работы, вопросительно приподнял над очками лохматые брови.
— Джонни Айзенменгер? Да, совершенно верно. Он был неплохим патологоанатомом. Не из самых лучших, конечно, но вполне приличным.
Сайденхем вернулся к измерениям, сопровождая свои действия неизменным ворчанием.
— Приведите его, — коротко приказала Уортон Уилсону.
Уилсон вернулся в сопровождении Айзенменгера спустя несколько минут, которые ушли на то, чтобы урезонить профессора Рассела, рвавшегося пойти вместе с ними. Профессор патологии пугал полицейского деканом и начальником полиции, произнося их имена так, будто это были древние всемогущие боги. Айзенменгер молча наслаждался бессильным гневом профессора. Он знал, что, общаясь с такими типами, Уилсон быстро теряет терпение, но в сложившейся ситуации инспектор не мог позволить себе дать волю душившему его раздражению.
— Сожалею, сэр, —произнес Уилсон, ставя ударение на втором слове, что вкупе с подчеркнуто вежливым обращением должно было означать последнее предупреждение, — но я получил приказ привести только доктора Айзенменгера. Вам придется остаться здесь.
Развернувшись на каблуках, он вышел вслед за Айзенменгером. Проходя мимо Беллини, он многозначительно приподнял брови. Покрасневшему от злости Расселу не оставалось ничего иного, как молча смотреть им вслед.
В итоге Айзенменгер по желанию Уортон был доставлен, но та довольно долго игнорировала директора музея. Ей явно хотелось показать, кто здесь главный, — ведь теперь они находились не просто в анатомическом музее, а на месте преступления. Однако Айзенменгера совершенно не волновало такое обращение. Он вдруг почувствовал себя очень уставшим.
Наконец Уортон открыла рот и произнесла — правда, снова обращаясь не к Айзенменгеру:
— Сэр?
Касл, молча наблюдавший за манипуляциями Сайденхема, обернулся к ней и рассеянно кивнул. Только тогда Уортон соизволила заговорить с Айзенменгером:
— Надеюсь, вы не против ответить на несколько моих вопросов?
Айзенменгер был не против. Как патологоанатом, он давно научился не обращать внимания ни на ужасы окружающей обстановки, ни даже на унижения, которые в другой ситуации могли бы задеть его человеческое достоинство. Сейчас он вообще не испытывал никаких чувств. Он лишь слегка покачал головой, несколько разочарованный тем, что Уортон не помнит его по их предыдущей встрече.
Она же, не дожидаясь его ответа, приступила к делу: