Пир потаенный (Мемуары Лорда Грандрита - 9)

Фармер Филип Хосе

У меня не было ощущения, что я нарушаю свое обещание, когда я мастурбировал или делил любовь с Кутой. Оно касалось, в конце концов, только человеческих самок. И я не понимал, почему Клио ревновала меня к пантере. По логике вещей, она не должна была бы этого чувствовать. Однако я поостерегся рассказать ей что-либо о наших отношениях с Кутой даже после того, как та оставила меня. Однажды мы вернулись к этой теме, в тот день когда отпраздновали седьмую годовщину нашей свадьбы и одновременно день моего рождения. Это было в нашем лондонском особняке, как сейчас помню, 21 ноября 1920 г. Мы выпили шампанского, и это было ошибкой, поскольку я пью так редко, что алкоголь тотчас бьет мне в голову. После первого же бокала я потерял всю свою

осторожность. Я рассказал ей все о Куте и себе и расплатился за это долгими часами нескончаемых упреков и рыданий. В конце концов мне удалось убедить ее в том, что я не был ей неверен в истинном значении этого слова и что я не совершил такого уж ужасного преступления против природы. Для меня существует лишь одно преступление против природы это преступление против моей природы, против моего естества, которое страдает, когда не может с необходимой частотой разряжаться от переполняющей ее, накопившейся сексуальной энергии.

Другими словами, если я не трахаюсь шесть раз в неделю, я становлюсь раздражительным и злым.

Она простила меня. Во всяком случае, так она мне сказала.

И так скорее всего оно и было, потому что, несмотря на все свои недостатки, Клио всегда была сама искренность. Я был воспитан и взращен обезьянолюдьми и поэтому не был полностью ответствен за мое поведение, за то, что не был настолько "цивилизованным" человеком. Я сказал ей, что несу полную ответственность за мое поведение, которое логически гораздо более обоснованно, чем ее отношение к нему. Она сделала вид, что не поняла или не расслышала того, что я сказал. Клио хотела вновь заставить меня дать ей обещание, что подобное больше никогда не повторится. Она хотела, чтобы запрет, ограничивающий мои сексуальные отношения с людьми, распространился бы и на животных, какими бы милыми и прекрасными они ни были.

Я спросил ее, не запретит ли она мне заодно и заниматься онанизмом. Клио вздрогнула, и лицо ее покраснело. Я чистосердечно рассказал ей, что вынужден мастурбировать во время моих длительных путешествий. Видимо, я говорил достаточно убедительно и откровенно, так как она преодолела свойственную людям скрытность и смущение, особо выраженное у женщин, и после нескольких дополнительных глотков шампанского призналась мне, что во время моих длительных отлучек она тоже занималась мастурбацией. Клио родилась в добропорядочной протестантской семье на юге Соединенных Штатов и являлась потомком длинной линии пуритан, строго следящих за своей нравственностью. Кроме того, черная нянька, которой поручили Клио в шестилетнем возрасте, была баптисткой, фанатично преданной религии и морали, проповедуемой ею. Вопреки окружающим ее столь строгим нравам Клио, когда выросла, превратилась в молодую пылкую женщину, далекую от всякого жеманства и вычурностей. При этом в ней явно обозначилась тяга к тому, что люди называют "сексуальным экспериментированием". К тому же ей удалось избавиться от тех унизительных условностей или, как их еще называют, "расовых предрассудков", которыми была пропитана атмосфера ее детства и юности, прошедших в весьма специфическом нравственном климате юга Соединенных Штатов.

(Я отвлекаюсь в сторону, это так. Но в конце концов - это моя история, и я рассказываю ее так, как мне нравится. И потом, читателю будет трудно понять меня и тех, кого я люблю, если у него не будет объективного представления обо всех нас.) Мы с Клио свободно болтали о наших мастурбациях и фантазиях, которыми они сопровождались. Она даже позволила себе пошутить по поводу размеров банана, которым ей приходилось пользоваться, чтобы удовлетворить себя после семи лет совместной жизни со мной.

Наш обет верности друг другу был недействителен в течение определенного времени: он автоматически снимался, когда мы участвовали в церемониях в пещерах Девяти. Получив в дар Эликсир Молодости, мы тем самым соглашались с условиями, поставленными перед нами Девятью. Мы пробовали это оспорить

лишь однажды, когда нам впервые пришлось столкнуться с этим, и это было в первый и последний раз. Потом мы всегда избегали возвращаться к этому вопросу. Мы оба, и я, и Клио, согласились, что за обладание эликсиром необходимо платить высокую цену. Ничто не дается даром. А игра стоит свеч, так, по крайней мере, мы думали вначале. Время от времени у меня возникали кое-какие сомнения, но я легко прогонял их из своей головы.

Новое вторжение Клары прервало мои размышления.

– Я только что встретила ту маленькую таиландку, - сказала она.
– Она была сильно взволнована и рассказала мне нечто странное; Она сказала, что, находясь с Доком, вдруг почувствовала отвращение к нему. Что Док внезапно предстал пред ней как воплощение Зла, в его чистом виде. В Доке что-то изменилось, он больше не тот, которым она знала его вот уже столько лет. Поняв это, она повернулась и ушла, оставив его там.

– У него встает?
– спросил я.

– О нет! Машинка Дока и раньше не вставала прежде, чем ее пососут, и то через довольно долгое время.

Я вновь вспомнил сцену нашей борьбы на мосту.

Клара не сводила с меня внимательного изучающего взгляда.

– Ты знаешь, Джон, - задумчиво сказала она, - у меня тоже появилось довольно странное ощущение, когда мы с тобой только что занимались любовью. Вернее, когда я ею занималась с тобой. Ты ведь тоже изменился, Джон. Я не имею в виду то, что у тебя сейчас не стоит, нет. Вокруг тебя появилась какая-то зловредная аура!

Странное впечатление произвели на меня эти слова, услышанные из уст Клары. Я хотел было уточнить, какого рода было ощущение, испытанное ею, но она не предоставила мне этой возможности, так как сразу вышла из бунгало после своих загадочных слов.

Я снова задумался. Мысли жужжали в голове, будто мухи вокруг падали.

Мне вновь подумалось, что, может быть, соглашаясь принять дар Девяти, а значит, и их условия, я совершил ошибку, которая мога иметь для меня неприятные последствия. Я должен был признать, что Девять никогда не требовали, чтобы я выполнил для них какое-то задание, которое можно было бы интерпретировать как проявление Зла, в том смысле, в котором я его себе представлял. Но нельзя было исключить, что однажды они все-таки сделают это, так как условия нашего договора давали им право требовать от меня все, что они сочтут нужным для себя.

Я подумал о знаменитом прецеденте, истории доктора Фауста и Мефистофеля. Но Фауст заключил сделку на короткий срок, и именно на этом он и прогорел. В то время как мы, если только немного повезет, проживем минимум до тридцати тысяч лет, а после нашей смерти все закончится. Некоторые из нас кончат тем, что войдут в состав Девяти, так как те тоже были смертны. Последний из них умер около двух тысяч лет назад, и на его место был выбран один из служителей. Свободное место среди Девяти могло оказаться и через двадцать веков, и завтра, и это было неизбежно.

Когда тебе предлагают остаться молодым в течение многих тысячелетий, отказаться от соблазна практически невозможно. Я понимаю, что какой-нибудь больной, страдающий тяжким хроническим недугом, умственно отсталый человек, неврастеник или старик с постоянными кризами подагры, вряд ли согласятся на такой дар. Но я не могу себе представить, чтобы человек, живущий полнокровной жизнью и любящий жизнь, отказался от подобной удачи.

Зачем было Девяти делиться с нами секретом длительной юности? Думаю, потому, что, однажды испробовав его, человек уже не мог отказаться от соблазнительной мысли, и эликсир таким образом становился для него притягательнее героина, желаннее золота или драгоценностей. А для Девяти орудием управления сонмом своих "посвященных". Кроме того, подчиняясь древним традициям, Девять были обязаны обеспечить практически вечное существование их братства, наверняка самого древнего из всех братств.