Пирамида Мортона
Шрифт:
— Кто этот болван? — спросил я ошалело.
— Ваш бывший телохранитель Джеймс I. Неужели вы меня не узнали, дорогой Мортон?
Узнать его было трудно. Солидный костюм, солидное брюшко, дорогие перстни на пальцах, высокопарные фразы вместо прежних односложных “да” и “нет” — сразу заметно, что Джеймс преуспел.
— Коммерсантом стали, а, Джеймс?
— Угадали, мой дорогой Мортон! — Он фамильярно похлопал меня по плечу.
— Подходящая профессия для бывшего главаря молодежной банды, — хмыкнул я, сам удивляясь своей способности поддерживать этот в высшей мере идиотский разговор. Но так, очевидно, устроен человек — за пять минут до эшафота просит шляпу, чтобы не простудиться (это я вычитал в мемуарах какого-то
— И не вспоминайте, мой дорогой Мортон, — сокрушенно покачал головой Джеймс. — Просто стыдно подумать, сколько времени зря ухлопано. Сейчас я серьезный деловой человек. — Он направился к Мефистофелю и, выложив на стол аккуратно отпечатанный на машинке листок, весело сказал: — Вот вам предварительная смета, господин Эрквуд. Один процент соответствует десяти тысячам долларов. Итак: 1) за организацию и планирование операции — 20 %, 2) основному исполнителю за проведение операции — 10 %, 3) двум помощникам — еще по 10 %, 4) на адвокатов — 25 %, 5) от 10 до 15 % — на непредвиденные расходы, в том числе компенсацию за тюремное заключение (из расчета 1 % на человеко/год), 6) от 20 до 25 %…
Его прервал экран. Расплывчатая стена, вдоль которой молниеносным фантомом мелькнул автомобиль. Не сбавляя скорости, неистовый смерч грохочущего металла и выхлопных газов наскочил на встречную машину, превратил ее в обломки, и без кузова, с искореженным радиатором, теряя на ходу выброшенное страшным ударом заднее сиденье, помчался дальше. Перелетел через лежащий поперек дороги охваченный пламенем грузовик, загорелся, встал на дыбы, опрокинулся.
Я снова увидел стену. Она приблизилась вплотную, раскололась на сотни человеческих лиц, ожила в нечеловеческом вопле. Гонщику чудом удалось выпрыгнуть, весь запеленутый в кожу — от шлема до защитного костюма, он пытался уползти с дороги, а по ней уже мчалась следующая машина, вернее то, что от нее осталось, — мотор и колеса.
Из подъехавшей кареты скорой помощи к нему бросились спасатели, сбили мокрым брезентом пламя, сдернули дымящийся шлем с плексигласовой маской, и когда под ней показалось окровавленное, в ожогах лицо, живая стена колыхнулась в единодушном порыве. Благодарные зрители награждали гладиатора громовыми рукоплесканиями.
— Говорит Бен Абрахам, Телемортон, Соединенные Штаты, 530. Мы показываем встречные гонки с препятствиями, победителю которых достанется пять тысяч долларов. Кроме того, разыгрывается учрежденный Телемортоном дополнительный приз — десять тысяч долларов за самый эффектный зрелищный кадр. Его присудят большинством голосов зрители нашего телевизионного театра… Только что на дистанцию вышел Верной Схимхок, по провищу Дьявол, хорошо известный в Голливуде, где он возглавлял парамаунтовскую группу каскадеров…
— Поздравляю, мой дорогой Эрквуд! — проникновенно сказал Джеймс. — Поздравляю от всей души. Вы делаете большое, нужное дело… Кстати, я уполномочен предложить вам, пока еще в неофициальном порядке, взаимно выгодное сотрудничество. За определенную весьма умеренную плату, мы могли бы заранее извещать Телемортон о наших предстоящих операциях…
На экране стадион сменился снятым сверху зрительным залом телевизионного театра. Он быстро заполнялся людьми…
На сцене — господин Чири на радостях бурно обнимал свою мамашу.
— Для вас, дорогой мой Эрквуд, это, конечно, большой праздник, — прокомментировал Джеймс. — Но у меня, к сожалению, не так уж много времени, — он придвинул листок поближе к Мефистофелю. С трудом оторвавшись от экрана, Мефистофель рассеянно заглянул в смету. — Миллион? Целый миллион? — Он даже присвистнул от удивления.
— А вы сначала прочтите, как следует! — обиделся Джеймс. — Это ваш Васермут
Я взглянул на Мефистофеля. “Отрицай, отрицай!” — почти молил я. Но он молчал. Потом еле заметно кивнул. И тогда я понял, что еще надеялся на чудо, — может быть, Телемортон все-таки неповинен в смерти Торы. А теперь с оглушительным шумом оборвалась последняя призрачная ниточка, уже не спасительная, но по-прежнему отчаянно необходимая.
Я хотел броситься на Мефистофеля, но мне еле удалось добраться до ближайшего кресла. А Джеймс тем временем бодро продолжал:
— Наших людей, если их поймают, будут защищать Симпсон и Файербенд — знаменитости, экстра-класс, хотел бы я получать такой гонорар! Но и этим абсолютным чемпионам красноречия вряд ли убедить суд, что небезызвестный, многократно задержанный полицией субъект убил миллионера Болдуина Мортона из-за того, что тот лез под юбку его горячо любимой супруги. Поэтому мы включили в смету пункт шестой: от 20 до 25 % за устройство побега из тюрьмы… Итак, подписывайте чек, и делу конец! — скомкав листок, Джеймс деловито поднес к нему золотую зажигалку и, прикурив от пылающей бумаги длиннкщую гаванскую сигару, разъяснил мне: — Ни одно лицо, правда, не упоминается здесь по имени, но, знаете, мой дорогой Мортон, в нашей тонкой профессии лучше не оставлять следов…
Джеймс был настолько увлечен собой, что не замечал моего состояния. Мефистофель рассеянно следил за догоравшей в пепельнице сметой, но я чувствовал: его недюжинный ум работает вовсю, чтобы секунда в секунду уловить мою следующую реакцию и мгновенно перехватить инициативу.
— Пусть Болдуин живет! — сказал я. — Существует лучший выход!
Мефистофель, не глядя на меня, вытащил из внутреннего кармана пиджака чековую книжку:
— Это отвратительно, я совершенно согласен с тобой, Трид! Но иного выхода нет! К счастью, твой двоюродный брат не знал, что убежище под “Великим Моголом” защищено не только трехъярусной броней, но и противоосколочными амортизационными прослойками. Иначе ты не сидел бы сейчас рядом со мной и не узнал бы горькой правды о своей Торе… А я ведь уже давно собирался тебе рассказать… — он виновато вытер глаза носовым платком.
Мефистофель был кем угодно, только не ханжой. Он ставил ловушку, заманивал в нее противника, беспощадно уничтожал, но никогда, ни при каких обстоятельствах не произносил сочувственных речей над могилой жертвы. И вдруг — это полупокаяние, сделанное в такую минуту, когда, будь у меня револьвер, весь заряд, возможно, прорешетил бы его упрямо открытые, с грустинкой, глаза. Но вместо оружия у меня в кармане был всего лишь номерок от кадоеры хранения. Осязая всем своим существом — победить я могу только мертвого, живой Мефистофель снова возьмет верх, — я грубо вырвал из его руки уже подписанный чек и бросил в пепельницу. Он соприкоснулся с тлеющим пеплом, воспламенился, закорчился в агонии, и я, следя за его медленной смертью, представлял себе, что умирает мой злой гений.
А на экране буйствовал праздник. Тысячи болельщиков с самого утра толпились вокруг телебашни, ожидая исхода великой битвы. Сейчас они были вознаграждены — громкоговорители объявили, что их всех до единого пустят в театр без билета. Давя друг друга, они устремились к подземным тоннелям. Следующий кадр уже показывал, как они заполняют все проходы амфитеатра, кишащим муравейником облепляют обычно пустую галерку, лезут на сцену, качают на руках господина Чири и его огромную мамашу.
— Ты совершенно прав, мой мальчик! — внезапно сказал Мефистофель. Никогда доселе он не называл меня так. — Совершенно прав, — повторил он. — Даже за такого мерзавца, как Болдуин, миллионы — это уж слишком. Мне кажется, наш Джеймс пытается на этот раз сочетать тонкую профессию с грубым вымогательством.