Пирамиды Наполеона
Шрифт:
— Вкладывающиеся друг в друга объемы, — заметил Монж. — Сначала этот зал, затем внешний объем саркофага, дальше внутренний… что бы это могло значить? В общем, я пришел к выводу, что у нас множество самых разных гипотез, но ни одного точного подтверждения.
Я возвел глаза к потолку. Мне вдруг представилось, что на нас давят миллионы тонн известняка, угрожая в любой момент обвалиться, прекратив наше существование. На мгновение у меня возникло ощущение, что потолок начал опускаться. Но нет, я прищурился, и все вернулось на свои места.
— Оставьте
— Что?
— Жомар прав. Я чувствую, что здесь сосредоточена сила. Разве вы не ощущаете ее?
— Да, и я ощущаю напряжение, и в то же время мне как будто добавили энергии, — согласился я. — Несмотря на то что это гробница, в ней царит странная легкость.
— Мне нужно остаться здесь в одиночестве, — сообщил нам генерал. — Я хочу узнать, смогу ли почувствовать здесь незримое присутствие духа покойного фараона. Его тело украли, но, возможно, душа его еще обитает в этом зале. И как знать, вдруг Силано с его разговорами о магии не так уж неправ. Или мне удастся подзарядиться электрической силой Гейджа. Оставьте мне один незажженный факел. Я выйду к вам, когда буду готов.
Монж выглядел озабоченным.
— Думаю, надо оставить кого-то для охраны…
— Нет. — Бонапарт перелез через край черного саркофага, лег на дно и уставился в потолок. Видя наши удивленные взгляды, он слегка улыбнулся. — Здесь уютнее, чем вы думаете. Этот камень не слишком холодный, не слишком горячий. И я не слишком высокий, чему вы так удивляетесь? — Он улыбнулся своей шуточке. — Не бойтесь, я не собираюсь уснуть здесь навсегда.
Жомар встревожился.
— Об этом месте рассказывают ужасные…
— Надеюсь, никто не сомневается в моей смелости.
Геолог поклонился.
— Напротив, я потрясен ею, мой генерал.
Мы послушно удалились, факелы поочередно ныряли в провал низкого туннеля, и вскоре наш командующий остался один в темном зале. Держась за веревку, мы осторожно спустились по наклонной Большой галерее. С потолка слетела летучая мышь и направилась в нашу сторону, но араб махнул факелом, и эта слепая тварь, почувствовав ток теплого воздуха, уселась обратно. Когда мы добрались до узкой шахты, ведущей к выходу, я уже истекал потом.
— Я подожду его здесь, — сказал Жомар, — а вы все можете двигаться дальше к выходу.
Мне только этого и хотелось. Когда мы наконец выбрались из пыльных и грязных недр пирамиды, день словно расцветился тысячами солнечных дисков, слегка затуманенных слетавшими с нашей одежды облачками пыли. В горле у меня пересохло, а в голове пульсировала ноющая боль. Найдя тень на восточной стороне этой махины, мы присели отдохнуть и выпить воды. Члены экспедиции, остававшиеся снаружи, уже разбрелись по развалинам древнего храмового комплекса. Наиболее любопытные отправились к соседним пирамидам. Часть народа, соорудив небольшие навесы, уже вовсю подкрепляла свои силы земной пищей. Несколько энтузиастов карабкались к вершине пирамиды, а более ленивые соревновались в том, кто дальше забросит камень на ее грань.
Я
— Неужели всю эту огромную гору камня возвели ради трех маленьких комнат?
— Да, бессмыслица какая-то, — согласился Монж.
— У меня такое ощущение, что мы чего-то не замечаем.
— Остается только еще поиграть с числами, как говорил Жомар. Эта пирамида может оказаться загадкой, над которой человечество будет ломать голову веками.
Математик вытащил лист бумаги и принялся за свои собственные вычисления.
Бонапарт отсутствовал не меньше часа. В конце концов, услышав призывный крик, мы пошли ему навстречу. Как и мы, он появился из темноты грязный и ослепленный солнечным светом, отряхиваясь от густой пыли. Но когда мы подошли ближе, я увидел, что он сильно побледнел, его рассеянный взгляд затравленно блуждал, как у человека, внезапно вырванного из глубокого и тяжелого сновидения.
— Что вас так задержало?
— Разве меня долго не было?
— Час по меньшей мере.
— Странно. Время пронеслось, как один миг.
— И?
— Я лежал в саркофаге, скрестив руки, как те мумии, что мы видели.
— Господи!
— Я услышал и увидел… — Он тряхнул головой, словно хотел прояснить ее. — Или мне показалось?
Он покачнулся.
Математик поддержал его за плечо.
— Так что же вы услышали и увидели?
Бонапарт прищурился.
— Я увидел картины моей жизни, то есть, по-моему, это была моя жизнь. Я даже не уверен, прошлая или будущая жизнь мне привиделась.
Я так и не понял, зачем он оглянулся вокруг — то ли ища повод уклониться от ответа, то ли желая спросить о чем-то кого-то из нас.
— А какого рода картины?
— У меня… возникло очень странное ощущение. По-моему, мне лучше не рассказывать об этом. Лучше не… — Его взгляд остановился на мне. — Где медальон? — резко спросил он.
Он застал меня врасплох.
— Потерян, разве вы не помните?
— Нет. Вы заблуждаетесь.
Его серые глаза напряженно вглядывались в меня.
— Он утонул вместе с «Ориентом», генерал.
— Нет.
Он произнес это с такой убежденностью, что мы все встревожено переглянулись.
— Хотите выпить воды? — обеспокоенно спросил Монж.
Наполеон тряхнул головой, словно стряхивая наваждение.
— Больше не пойду туда.
— Но, генерал, что же вы могли увидеть? — вновь спросил математик.
— Давайте не будем говорить об этом.
У всех нас возникло чувство смутной тревоги. Я осознал, как сильно эта экспедиция зависела от ясного и энергичного ума Бонапарта, но сейчас он явно пребывал в оцепенении. Как любому человеку и лидеру, ему были присущи определенные недостатки, но его властная и сдержанная самоуверенность невольно увлекала всех нас. Он, подобно звезде и компасу, вдохновлял и направлял нашу экспедицию. Без него ничего этого не случилось бы.