Пиранези
Шрифт:
Есть много неизвестного. Однажды – месяцев шесть или семь назад – я увидел, как медленный Прилив под Четвертым западным Залом несет что-то маленькое и желтое. Не зная, что это, я ступил в Воду и поймал его. Это оказался лист, очень красивый, скрученный по краям. Разумеется, он мог быть частью невиданного водяного растения, но мне в такое не верится. Его поверхность отталкивает Воду, как будто предназначена для жизни в Воздухе.
Часть
Другой
Шарф-бери
Запись от Двадцать девятого дня Пятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос
Сегодня утром в десять часов я пошел во Второй юго-западный Зал на встречу с Другим. Когда я вошел в Зал, Другой был уже там, стоял, прислонившись к Пустому Пьедесталу, и тюкал пальцем по одному из своих блестящих устройств. Он был в прекрасно скроенном черном костюме и белоснежной рубашке, красиво оттенявшей его смугловатую кожу.
Не поднимая глаз от устройства, он сказал:
– Мне нужны данные.
С ним такое бывает часто: он настолько сосредоточен на своем деле, что забывает поздороваться и спросить, как я поживаю. Я не обижаюсь. Меня восхищает его преданность науке.
– Какие данные? – спросил я. – Могу ли я тебе помочь?
– Конечно. Собственно, без тебя мне не обойтись. Тема моего сегодняшнего исследования, – тут он поднял взгляд от своего занятия и улыбнулся, – ты.
Улыбка у него очень приятная, когда он не забывает пускать ее в ход.
– Правда? – спросил я. – Что ты хочешь выяснить? У тебя есть гипотеза касательно меня?
– Есть.
– Какая?
– Не могу тебе сказать. Это может повлиять на данные.
– О! Да. Верно. Виноват.
– Все в порядке. Нет ничего естественней любопытства. – Он положил свое блестящее устройство на Пустой Пьедестал и сказал: – Сядь.
Я сел на Плиты, скрестил ноги и стал ждать вопросов.
– Удобно? Отлично. Теперь скажи мне. Что ты помнишь?
– Что я помню? – в растерянности переспросил я.
– Да.
– Вопрос чересчур общий, – сказал я.
– И все же попробуй на него ответить.
– Что ж. Полагаю, ответ: все. Я помню все.
– Довольно смелое утверждение. Ты уверен?
– Уверен.
– Приведи примеры того, что ты помнишь.
– Допустим, – сказал я, – ты назовешь какой-нибудь Зал во многих днях пути отсюда. Если я там бывал, то сразу отвечу, как туда добраться. Перечислю все Залы, через которые предстоит идти. Опишу примечательные Статуи по его Стенам и сумею довольно точно указать их местоположение: у какой Стены они стоят, северной, южной, восточной или западной, и на каком от нее расстоянии. Смогу также назвать…
– А как насчет Шарф-бери? – спросил Другой.
– Мм… Что?
– Шарф-бери. Ты помнишь Шарф-бери?
– Нет… я… Шарф-бери?
– Да.
– Не понимаю.
Я ждал объяснений, но Другой только молча за мной наблюдал. Я видел, что вопрос чрезвычайно важен для его исследования, однако понятия не
– Шарф-бери не слово, – сказал я наконец. – Оно ничего не значит. Ничто в Мире не соответствует такому сочетанию звуков.
Другой по-прежнему молчал и все так же пристально смотрел на меня. Я беспокойно заглянул ему в лицо.
Вдруг меня осенило, я воскликнул:
– О! Я понял, что ты делаешь! – и засмеялся.
– И что же я делаю? – с улыбкой спросил Другой.
– Тебе надо проверить, правду ли я говорю. Я только что сказал, что могу описать путь в любой Зал, до которого когда-либо доходил. Однако ты не можешь проверить истинность моего утверждения. Например, если бы я описал, как идти до Девяносто шестого северного Зала, ты не мог бы определить, все ли я верно говорю, поскольку сам ты там не бывал. Поэтому ты задал мне вопрос с бессмысленным словом – Шарф-бери. Ты очень умно выбрал слово, похожее на имя какого-то места – такого холодного, что, идя туда, надо брать шарф. Если бы я сказал, что помню Шарф-бери, и описал, как туда идти, ты бы догадался, что я вру. Ты бы знал, что я просто хвастаюсь. Это был проверочный вопрос.
– Именно так, – сказал он. – Именно для того я и спросил.
Мы оба рассмеялись.
– У тебя есть еще вопросы? – спросил я.
– Нет. Больше никаких.
Другой повернулся, чтобы внести данные в свое блестящее устройство, но что-то в моем лице привлекло его внимание, и он удивленно на меня уставился.
– В чем дело? – спросил я.
– Что с твоими очками?
– С моими очками?
– Да. Они выглядят как-то… странно.
– В каком смысле?
– Дужки много раз обернуты какими-то полосками, – сказал он. – И концы полосок свисают.
– А! – сказал я. – Да! Дужки постоянно ломались. Сперва левая. Потом правая. Соленый Воздух разъедает пластмассу. Я пробую разные способы их чинить. Левую я обмотал полосками рыбьей кожи с рыбьим клеем, а правую – водорослями. Водоросли держат хуже.
– Да, – согласился он. – Логично.
В Залах под нами в Стену ударил Прилив. Бум. Отхлынул, выплеснулся через Дверь в следующий Зал. Бум. Бум. Бум. Снова отхлынул, снова накатил. Бум. Второй юго-западный Зал гудел, как струны музыкального инструмента.
Другой забеспокоился.
– Вода довольно близко, – заметил он. – Не лучше ли отсюда уйти?
Он в Приливах не разбирается.
– Незачем, – сказал я.
– О’кей, – ответил Другой, но не успокоился. Глаза у него расширились, дыхание участилось. Он то и дело поглядывал на Двери, словно ожидая, что в них хлынет Вода.
– Не хочется, чтобы меня тут затопило, – сказал он.
Как-то Другой был в Восьмом северном Зале. Сильный Прилив из Северных Залов затопил Десятый Вестибюль, а мгновениями позже не менее сильный Прилив из Восточных Залов хлынул в Двенадцатый Вестибюль. Большое количество Воды вылилось в соседние Залы, включая тот, где находился Другой. Вода сбила его с ног и понесла через Дверные Проемы, ударяя о Стены и Статуи. Он захлебывался и уже думал, что утонет. Наконец Прилив выбросил его на Плиты Третьего западного Зала (в семи Залах от того, в котором подхватил). Здесь я его и нашел. Я принес ему одеяло и суп из моллюсков и водорослей. Как только Другой смог встать, он поднялся и молча ушел, куда – не знаю. (Мне вообще неизвестно, куда он уходит.) Это случилось в Шестой месяц Года, когда я дал имена Созвездиям. С тех пор Другой боится Приливов.