Пиранья против воров
Шрифт:
– Расскажи.
– Не стоит, очень уж давно все это было, тебя и на свете не имелось вовсе...
Верно говорят, что память о молодых годах с бегом лет лишь обостряется. Он видел явственно, словно все случилось вчера, видел – как играет мириадами искорок под солнцем море, как крупнокалиберные пули дырявят стены каюты, вновь слышал, как ревет вошедший в пике французский штурмовик. Вот только лица той адмиральской дочки никак не удавалось вспомнить – нечто размытое, саднящее, неуловимое...
– Ничего, – сказала Света, кончиками пальцев погладив его щеку. – Снаряд в одну воронку
– Увы, попадает, – со вздохом сказал Мазур. – Редко, правда, при вовсе уж фантастической плотности огня...
– Вот видишь. Ну, так что же? Я тебе делаю предложение по всей форме. Только не надо, бога ради, вести себя, как скромная барышня – глазки опускать, бормотать, что все это так неожиданно. Ты же битый жизнью мужик, привык думать р е з к о... Ты, главное, не отказывайся с маху, просто скажи, что в этом есть рациональное зерно...
– Не смею отрицать, – сказал Мазур серьезно.
– И что же?
– Не гони лошадей, – сказал Мазур задумчиво. – К неожиданным предложениям нужно привыкать...
«А почему бы и нет?» – подумал он, сидя в изголовье узкого диванчика, держа руку на гладком женском плече. Быть может, и нет в этом особенного цинизма, а есть лишь здоровый расчет? И красива, и неглупа, энергична, хозяйственна, даже в купе ухитрилась о б у с т р о и т ь с я. Годочки-то бегут, проклятые, а холостяцкая жизнь и в самом деле тягостно-уныла... Прадеды с дедами были не глупее нас, поколениями женились по расчету – и ведь жили не так уж и плохо... Наберись смелости и признайся себе, что с т а р е е ш ь, что на шестой десяток пошел, что тебе иногда по-настоящему страшно оставаться о д н о м у...
– Забавно... – сказал он. – Странно...
– Ты, главное, думай, думай... – сказала Света, приподнявшись на локте, тоже явственно напряженная. – Привыкай к идее и взвешивай...
– Взвешиваю, – сказал он серьезно.
– И ведь есть в этом толк? – прищурилась она. – Если взвесить трезво и логично?
– Безусловно, – протянул Мазур.
– Надеюсь, ущемленного мужского самолюбия тут нет ни капли?
– Вот чего нет, того нет...
– Правда?
– Ну конечно, – сказал Мазур. – В конце-то концов... Если женщина тебе первая нечто противоестественное предлагает, ее и послать подальше не грех – а вот ежели она на себе жениться предлагает, то дело это вполне житейское... Можешь честно ответить?
– На какой вопрос?
– Затея чисто твоя или папочка руку приложил?
Света искренне рассмеялась:
– Ну ты и придумал... Господину адмиралу, сиречь папочке, это и в страшном сне привидеться не могло. Очень уж крепко он впитал кое-какие новомодные веянья. У него давненько другое на уме: как бы меня сочетать с каким-нибудь новорусским отпрыском, молодым банкирчиком, одним словом, типичным представителем нового дворянства. Нашел в прошлом году одного такого – спасибочки, намаялась, повторять эксперимент не тянет... Пришлось самой призадуматься о будущем.
– Значит, папочке не понравится? – усмехнулся Мазур.
– А вот это его цеплять не должно, – решительно ответила Света. – Никуда не денется. Ты, конечно, человек старомодной закваски, тебе и в голову не придет к тестю подъезжать с челобитными...
– Ума палата... – покачал головой Мазур.
– А как ты думал? Жена тебе достанется умная и предприимчивая, не сомневайся.
– Говоришь таким тоном, словно все решено и сговорено...
– А я женщина, мне по глазам читать положено. Сначала ты, не удивительно, ошеломлен был несказанно, потом понемногу начал привыкать к этой идее, а когда проникнешься ей как следует и обдумаешь все не единожды, окончательно созреешь... Я чувствую. И то сказать, разве тебе предлагают осетрину второй свежести? – Она грациозно спрыгнула с диванчика и встала посередине тесного купе в позе боттичеллиевской Венеры. – Какова? А вдобавок еще и умница...
Глава вторая
Я наклонюсь над краем бездны
– Накинь на себя что-нибудь, умница, – сказал Мазур понуро. – Охолонуть дай моей старческой плоти...
– Слушаю и повинуюсь, о мой повелитель, – она накинула короткое джинсовое платьице, небрежно его застегнула через пуговицу, села рядом и пытливо всмотрелась: – Кирилл, что ты надулся? Все будет прекрасно...
– Да я и не сомневаюсь, – сказал Мазур вяло. – Это я так, о своем задумался...
Он и в самом деле думал сейчас о своем. Поезд ощутимо замедлял ход, за окном потянулись неказистые деревенские домишки, серые покосившиеся заплоты, лохматые псы неизвестной породы валялись у калиток, стояла задумчивая корова, повесив безрогую башку. До Шантарска оставалась всего-то сотня километров или чуть поболее....
Откровенно говоря, Мазур не любил Шантарска. И оттого, что здесь пять лет назад погибла Ольга, и оттого, что здесь не раз приходилось р а б о т а т ь – или, что немногим веселее, именно отсюда отправляться на работу, а работа не то чтобы встала поперек души, но... С возрастом в душе накапливается некая тоскливая безнадежность, начинает казаться, что все было зря – зря резали друг друга боевые пловцы у Ахатинских островов и на рейде Эль-Бахлака, зря метались по здешней тайге лихие волкодавы, поливая друг друга из автоматов и пришпиливая врага к соснам метко брошенными тесаками, зря на противоположном бочке глобуса, в достопамятной республике Санта-Кроче азартно играли со смертью горячие латиноамериканские парни и девчонки при посильном участии российских офицеров... Какая разница, чем все кончалось, если огромная и необъятная планета будет точно так же нестись в пространстве и без них? Был один еврей, так он сказал, что все проходит...
Колеса скрипели и пищали – поезд тормозил у крохотного вокзальчика в нелепо разбросанной на большом пространстве, ничем не примечательной деревушке, славной лишь тем, что именно ей некогда посвятил парочку желчных фраз в знаменитых путевых заметках сам Антон Павлович Чехов, аллах его ведает, почему. Послышалось жестяное шипение репродуктора, сообщившего о прибытии поезда на второй путь (для прапорщиков – на третью и четвертую рельсы), а потом о том, что стоянка продлится пятнадцать минут...