Пиранья против воров
Шрифт:
– Ну разумеется, – сказал Мазур, принимая у него трубку и прикрывая микрофон ладошкой. – Фомич, ты вот что... Пока я говорю, ты бы вернул мои документы и все прочее... Честное слово, самое время...
Говорил он недолго и, бросив трубку на рычажки, с довольным видом улыбнулся. У вице-адмирала Самарина по кличке Лаврик были свои крупные недостатки, боже упаси попасть к нему в тягостной роли виновника или просто подозреваемого – но имелись и достоинства, опять-таки крупные. Лаврика в свое время учили ремеслу еще сталинские кадры, пережившие и вождя, и лысого кукурузника, поскольку гэбисты – самые долговечные люди на грешной земле. А кадры эти отличались двумя примечательными особенностями – во-первых,
Гвоздь стоял у стола, в раздумье покачивая на ладони Мазуров бумажник.
– Фомич, не жлобствуй, – криво усмехнулся Мазур, бесцеремонно забирая свое портмоне и бегло проверяя содержимое. – Ты же обещал играть честно, а?
– Кто бы спорил. Но результатов что-то не видно...
– Будут, – сказал Мазур. – Будут, как только... – Он отвлекся, схватил мобильник со стола. – Ну? Ага, ага... Делайте оттуда ноги, и живенько... Вот так-то, Фомич, – сказал он, отложив телефон. – Лежит Анна Всеволодовна на полу в собственной прихожей, остывшая уже, и заточка у нее торчит из организма... Это называется – рубить концы. Все в рамках версии... Теперь можно и рассказать, как нас с тобой будут убивать. Непременно нас с тобой, обоих, никак не по отдельности...
– А почему? – серьезно спросил Гвоздь.
– А потому, что это две больших разницы – если нас просто пристукнут по отдельности, в разных местах, без затей... и ежели мы сами друг друга пристукнем. Соображаешь? Не было никакого внешнего врага, а также измены в рядах. Господин Гвоздь и генерал из Москвы перестреляли друг друга по причине чертовски серьезных разногласий... Хорошо замотивированных разногласий, подкрепленных вескими доказательствами... Это здорово меняет ситуацию, а? Нам вот-вот позвонят, Фомич. Точнее, тебе... но, может, и мне, в т а к и е тонкости я сейчас не хочу вдаваться, потому что они, в принципе, второстепенны... Нас с тобой попросят приехать вдвоем, поскольку дело невероятно важное и секретное... и я процентов на девяносто уверен, к у д а нас попросят приехать... Ну вот. А там нас должны шлепнуть без особых проволочек.
– А вот это уж хрен, – промолвил Гвоздь, потемнев лицом.
– Совершенно верно, – кивнул Мазур. – На хрен это нам нужно? Я тебя прошу об одном, Фомич... Не мешай мне т а м. Начинай палить только в том случае, если меня все же пристукнут – я как-никак не Господь Бог и мог что-то просмотреть, недоучесть... Обещаешь?
Гвоздь кивнул:
– Ладно, рискну. Но если...
Телефон на столе зазвонил – мелодично, длинно, решительно. Мазур кивнул в ту сторону. Гвоздь снял трубку. Он спокойно слушал, не говоря ни слова, потом только бросил:
– Да, понятно, едем...
Медленно-медленно опустив трубку на рычаги, повернулся к Мазуру с окаменевшим лицом.
– Ну? – нетерпеливо спросил Мазур.
– Ларка звонила, – тяжело чеканя слова, сказал Гвоздь. – Что-то у нее случилось, настолько серьезное и важное, что нужно нам обоим немедленно приехать в галерею... – Он подошел к Мазуру, тяжело переставляя ноги, как та статуя Командора, взял за лацкан и промолвил, едва шевеля губами: – Ты что, хочешь мне вкрутить...
– Я тебе ничего не собираюсь вкручивать, Фомич, – сказал Мазур тихо. – Я тебя только прошу помалкивать и хвататься за пушку не раньше,
– С огнем играешь...
– Как все мы, грешные, как все... – сказал Мазур устало.
...Они пересекли прохладный, увешанный картинами зал, не обращая внимания на застывшую с испуганно-вежливой улыбкой продавщицу, или как она тут именовалась. Распахнув дверь в «предбанник», Гвоздь с порога распорядился:
– Ну-ка, погуляйте на улице, оба!
Мордовороты интеллигентного вида сорвались с мест, словно уколотые шилом в известное место, бросились в зал, столкнувшись в двери. «Ну, одной заботой меньше, – облегченно подумал Мазур. – Вы, ребята, тут ни при чем, иначе придумали бы предлог, чтобы остаться или промедлить... Что ж, тылы, по крайней мере, не таят опасностей...»
– Заприте дверь, – сказала Лара, едва они вошли. Она сидела за столом, лицо у нее было напряженное, чужое, застывшее, и это, конечно, не игра – т а к и м она, ручаться можно, никогда не занималась, все э т о происходило в уютном отдалении от нее и делалось чужими руками...
Мазур с превеликой охотой повернул рубчатую головку замка. «Только бы не автомат, – думал он, ощущая каждой клеточкой тела знакомое дикое напряжение. – Только бы не трещотка... Мне уже не тридцать, не сорок, и связки не те, и весь организм поизносился... Нет, по всем раскладам о н будет один, с пистолетом... нет, наверняка с двумя, но это не меняет сути...»
– Садитесь, – сказала Лара. – Я вам сейчас все подробно объясню, нужно придумать, как из этого выпутаться...
Оба кресла стояли так, что им пришлось усесться спиной к той стене, за которой располагалась уютная квартирка, Ларочкин приют любви – а это, господа, давало кое-кому кое-какие возможности, и нешуточные...
– Ну? – нетерпеливо поторопил Гвоздь. – Что ты сидишь, как засватанная? Что случилось?
Когда ее рука на миг скрылась под столешницей, Мазур уже не сомневался, что там – кнопка. К тому же сидела она так, что в любом случае не оказалась бы на линии огня...
Пожалуй, он даже не у с л ы ш а л тихое шуршанье открывшейся потайной двери – п о ч у я л это тем самым звериным инстинктом, который в нем старательно воспитали мастера своего дела, тем самым инстинктом, что спасал его в самых неожиданных местах на глобусе...
И он прыгнул по всем правилам – отбросив кресло, спиной вперед, разворачиваясь в воздухе, выхватывая пистолет, дважды нажав на спуск...
Мрачный человек Хлынов еще запрокидывался навзничь с парой аккуратных дырочек во лбу – а Мазур уже метнулся мимо него в проем отлично замаскированной потайной двери, поводя стволом вправо-влево, передвигаясь отточенными р ы в к а м и, обежал квартиру. И, убедившись, что там больше никого нет, вернулся в кабинет.
Там ничего и не изменилось, в принципе. Лара сидела на прежнем месте, понемногу наливаясь бледностью, а Гвоздь, успевший вскочить и выхватить, вопреки строжайшим указаниям Мазура, пистолет, смотрел на лежащего Хлынова – в одной руке у того чернел «макарка», в другой – ухоженный наган.
Мазур медленно, демонстративно спрятал пистолет в кобуру, кивнул Гвоздю:
– Порядок, Фомич, убери пушку.
Он присел на корточки над трупом, проворно охлопал карманы и, заслоняя собственные руки спиной от Гвоздя, переправил во внутренний карман своего пиджака маленькую коробочку с видеокассетой – надо полагать, запечатлевшую его предосудительные утехи с Ларой. Тот самый крайне убедительный мотив, из-за коего Гвоздь со столичным генералом сцепились так яростно, что невзначай прикончили друг друга. Гвоздь, стало быть, узнал и рассвирепел, а столичный генерал, тоже не подарок, взялся за пушку, вот и пришили они друг друга...