Пиранья. Война олигархов
Шрифт:
– Кирилл, ты вообще чего собираешься делать?..
– Поразительно уместный интеллектуальный вопрос. Сколько в нем скрытых смыслов, подводных камней… Меньше спрашивай, Олеся, живее будешь.
– Ты на разведку?
Мазур обреченно вздохнул. Это разве разведка?..
Сделал легкий шаг к двери… И в тот же момент в дверь постучали. С той стороны. Мазур приложил палец к губам в жесте молчания.
– Что там? – вопрос был задан властным голосом.
– Кладовка боцманская, – с готовностью ответил некто юным, но уже с нотками стали голосом, отмеченным легким восточным
– А ну открой.
– Так ключ…
– Что ключ?
– У боцмана…
– Забери у него!
– Так боцман, это… Ну, на Шамиля кинулся. Здоровый, как бык, я этого быка маму… Ну, Шамиль его и шлепнул. Или не Шамиль?..
– Что есаул, что саксаул, один хрен. С тела ключ забрать можно?
– Так боцман за борт выпал…
– Ха вир'ен т'ен д'ол, – грубо пожелал начальственный голос, крепким и обидным чеченским словцом пристыдив нерадивого камрада.
– Ключей больше нет ни у кого, командир, только у него и был, я его мамы маму, – заверил начальника обиженный.
– Ладно, идем дальше.
Удалялись прибывшие также неслышно, как и подкатили.
Мазур прикинул, когда они должны скрыться из поля зрения, и отдал Олесе очередной приказ:
– Сиди, не высовывайся. Тебя предупредили: шаг влево, шаг вправо – сама знаешь, что. Дверь закрой за мной. Скоро вернусь, тогда отворишь. Постучу вот так.
Костяшками пальцев Мазур машинально отбарабанил азбукой Морзе сигнал бедствия: «тук, тук, тук – тук-тук, тук-тук, тук-тук – тук, тук, тук». Не будем суеверны, господа, убьем кукушку прежде, чем она крикнет.
С полминуты Мазур прислушивался. Все тихо, путь свободен. Если только не притаился шальной моджахед под дверью…
Мазур взял из боцмановских заначек консервную банку. Приоткрыл дверь. Так и есть, ни души: правда, и радиус обзора градусов пять всего, много не наглядишь. Палуба в полумраке. Мазур пристроил консервную банку в приоткрытую дверь и принялся заправски ловить обзор. Речи нет, чтобы разглядеть детали, но очертание фигуры – очень даже.
– У меня зеркальце есть… – шепнула Олеся.
Мазур не удостоил ее ответом. Слишком долго, да и ни к чему было бы объяснять, что сколь слабо не освещена палуба, но малейший блик от зеркала выдал бы их с головой…
Чисто.
Мазур ужом выскользнул на палубу. Прикрыл дверь, и тут же услышал, как Олеся ловко задвинула засов. Как отрезала путь назад.
Первое, что Мазур увидел прямо по курсу – все тот же пресловутый силуэт в двух кабельтовых. Фонарь на топе тот же – значит, «Шершень» с антеннами РЭБ никуда не делся. Далее по палубе, всего лишь метрах в пяти, не более, Мазур срисовал караульного в черном. Автомат через плечо. Стойка «смирно», никакого курева на посту: известно, что сигареты убивают. Особенно ночью, когда снайпер углядит огонек за три километра и пустит пулю на считанные миллиметры выше огонька.
Снизу доносились темпераментные речи на незнакомом языке: террористы, судя по всему, шумно и матерно выясняли некий крайне
Но как же они проникли на борт? Да еще и вооруженные?..
Еще раз Мазур размял пальцы. Хорошо, ноги не затекли. Затаил дыхание: запыхтишь шумно, аки в кино, тут же засечет часовой обученный. Что лучше: взять языка или уложить на месте?
Все эти мысли пронеслись в голове Мазура в одно мгновенье.
Он бесшумно двинулся вдоль стены, мигом оказавшись за спиной незваного гостя. Тот каким-то звериным чутьем уловил движенье, спохватился было обернуться – но на то и расчет: Мазур накинул на шею караульному узкий кожаный ремень, стараясь расположить его по центру, на кадыке, с таким расчетом, чтобы рывком сломать шею, душить при нехватке времени – непозволительная роскошь.
Коленом Мазур уперся в крестец часового, и спустя считанные удары сердца тот, не без любезной помощи, вяло опустился на палубу. Мазур приложил палец к его сонной артерии, памятуя старое врачебное правило: никогда не ставить окончательный диагноз, пока смерть не удостоверена. Все эти «я не знал, я думал, он точно мертв» в таких серьезных играх не проходят… И предварительный диагноз не подвел: клиент был готов к переправе в царство мертвых.
Кто-то скажет, что Мазур переусердствовал, кокнул парня вместо того, чтобы душевно расспросить? Да вот беда: пленение и допрос караульного при таком-то раскладе могут выйти боком. А ну часовой заартачится? Один звук – и кирдык, над водой каждый писк ой как слышен.
В результате Мазур ограничился тем, что реквизировал нечто повесомее человеческой речи: тридцатимиллиметровый немецкий автомат «Хеклер-Кох» G36C с глушаком. Семьсот пятьдесят выстрелов в минуту – это не шутка… Только вот запасного магазина не оказалось. Ну да авось на всех и так хватит.
Мазур в темпе прошерстил карманы жмура, из других трофеев нашел ненадежную выкидуху. Наверняка пригодится в хозяйстве, минуту назад у него и было-то оружия, что ремень, да консервная банка, да модернизированная шариковая ручка. Банку Мазур выбросил: ежели надо кому горло перерезать – выкидуха лучше, чем с банкой возиться, да и неэстетично банкой как-то… О преимуществах выкидухи Мазур додумывал уже около двери боцманской, где Олеся охотно открыла на условный стук, и – надо же – совсем не удивилась мертвому гостю, которого Мазур в три шага перетащил к каюте.
– А в воду скинуть не мог? – нервно поинтересовалась она, хотя отлично ведь понимала, чертовка, что с тем же успехом можно было сплясать на палубе макарену под аккомпанемент собственных воплей.
Мазур не ответил и вновь скрылся. Теперь уже надолго.
Намозоливший глаза «Шершень» располагался на прежнем месте. Сие воодушевляет: значит, Мазура не засекли. Но это не есть повод терять осторожность. Он бесплотным призраком скользнул в сторону салона, обошел бассейн по периметру…
Потянуло сигаретным дымом, точнее даже не просто дымом, а запахом дешевого турецкого табачка. Идиот. Что, мама ему в детстве курить не запрещала, не научила, что табачный дым за сотню метров унюхать можно?..