Пират моего сердца

Валентино Донна

Лодочник заулыбался во весь рот, и Майкл понял, что, объяви он себя голландским подданным, очень скоро ему пришлось бы опять тоскливо смотреть в пустое море.

– Сэр, вы там просто отдыхаете или вам нужна помощь?

– Я бы не возражал куда-нибудь переправиться отсюда.

– Если вы в состоянии заплатить…

– Отвези меня на Ран-Айленд, там за меня обязательно кто-нибудь заплатит.

Лодочник кивком подтвердил, что сделка состоялась, затем погрузил весло в воду и направил лодку к острову.

Майкл попробовал пошевелиться – и тут же сморщился от мучительной боли. Человек – не голубь, и его природа не позволяет ему селиться на деревьях. Тем не менее два дня назад,

едва выбравшись на берег, он тут же влез сюда и устроился на самой высокой и широкой развилке, не без основания решив, что так ему будет легче заметить какую-нибудь лодку. Помимо этого, ему следовало опасаться прилива, который мог смыть в открытое море даже сильного пловца, – после всех его усилий по собственному спасению это было бы слишком обидно. Не хватало ему только утонуть во время прилива. Вот почему все это время он терпеливо сидел на суку, почти не двигаясь и умирая от жажды, хотя у берегов его миниатюрной гавани плескался целый океан воды. Иногда ему даже казалось, что для него было бы лучше оставаться в своей тюрьме на «Острове сокровищ». Там по крайней мере у него были пища, вода и даже нечто гораздо большее.

У него была Аннелиза.

Однако все это уже принадлежало прошлому, и теперь ему следовало поспешить. Преодолевая боль, Майкл спустился с дерева и, вздымая фонтаны брызг, побрел по воде к поджидавшему его ялику. Забравшись в маленькую посудину, он повалился было на узкую скамейку позади своего спасителя, но тут же обнаружил, что сидеть на ней ничуть не удобнее, чем на суку, на два дня ставшем его временным прибежищем.

Лодочник протянул ему фляжку, и Майкл быстро сделал глоток. Виски. Вода подошла бы больше, но в данный момент ему было все равно. Сделав еще несколько глотков, он почувствовал, как блаженное тепло разлилось по его телу.

Поблагодарив лодочника, Майкл вернул фляжку.

– Так вы, сэр, желаете, чтобы я отвез вас на Ран? За это полагается хорошее вознаграждение.

На самом деле Майкл хотел попасть на Лонтар и убедиться, что с Аннелизой ничего не случилось, а заодно удостовериться, насколько ее муж достоин обладать таким бесценным сокровищем.

– На Ран-Айленд, – громко подтвердил он. – Там тебе хорошо заплатят.

– Ваша жена, наверное, будет рада, что я снял вас с этого дерева, верно?

– У меня нет жены. – Майкл вдруг почувствовал, что ноющих мышц и легкого головокружения, вызванного приемом виски, было явно недостаточно, чтобы заглушить внезапно возникшую острую боль.

– Нет жены? Очень плохо, сэр. – Лодочник сочувственно помолчал и, повернувшись спиной, начал усердно работать веслом. – А знаете, все-таки приятно возвращаться домой к жене. – Теперь лодочник выкрикивал слова через плечо. – Мне это очень нравится. Когда моя жена смотрит на меня, она вся светится, как будто внутри ее зажигаются сто свечей. Наверное, и у меня такой же вид, когда я смотрю на нее.

Хозяин лодки явно склонял своего пассажира к доверительному разговору, но Майкл оставил его слова без внимания. Слишком долго он убеждал себя, что дом и жена – это кандалы, а не благо. И вот теперь Аннелиза стала для него единственным источником света и жизни. Когда она пришла к нему одна со свечой и слабым огоньком высветила его лицо, все ее существо излучало тепло и сердечность. Сейчас, вспоминая об этом, Майкл даже задрожал от досады, представив себе улыбающегося коричневого человека вместе с женщиной, которая, как он понял лишь теперь, была дорога ему больше жизни.

Что касается лодочника, то в нем не было ничего, что могло бы вдохнуть в женщину сильные чувства. Как и все коренные жители островов Банда, он имел бронзовое лицо, но с более четкими чертами, указывавшими

на примесь европейской крови. Волосы его были не цвета воронова крыла, а темно-коричневые, и это тоже указывало на принадлежность к числу полукровок.

– Пират?

Вместо ответа лодочник, обернувшись, осклабился.

Голландцы, решительно настроенные взять под контроль весь мускатный орех и гвоздику, безжалостно истребляли коренное население, надеясь покончить с его притязаниями на эту землю, в результате чего те, кто испокон веков жил здесь, были порабощены и принуждены работать на плантациях, некогда принадлежавших им. Лишь горстка непокорных людей навсегда бежала из родных мест на самые удаленные мелкие острова и в необитаемые районы. Там они объединились с другими несчастными изгнанниками и, продолжая жить вместе, будоражили друг друга воспоминаниями о прежних временах и по праву принадлежащих им богатствах.

Тем, кто лишил их законных прав, они мстили, как могли; часть из них, ставшая пиратами, на своих крошечных быстроходных лодках успешно пряталась среди многочисленных мелких островов, чтобы неожиданно броситься на свою добычу. Несколько поколений этих изгоев грабили и дотла сжигали чужие суда, оставаясь совершенно неуловимыми. Их юркие лодки после атаки быстро исчезали в извилистых проливах, куда не могли войти более крупные корабли.

– Вам, верно, нужна женщина, сэр? – спросил лодочник. – Я знаю некоторых леди. Очень приятных и очень одиноких.

– Никаких леди. – Майкл вздрогнул и приоткрыл глаза. Ему была нужна только одна леди. Очень нужна.

– С ними не будет никаких хлопот. Только дойти до двери. Вам улыбнутся и будут счастливы принять вас. Доставите себе удовольствие раз или два – и дело с концом.

Вода внезапно ударила в бок ялика и окатила их снопом брызг. Лодочник замолк, и Майкл подумал о своем «везении». Надо же было так случиться, что из всех пиратов, рыскавших вокруг тысяч островов Банда, его спаситель оказался больше интересующимся сводничеством, чем разбоем.

В другое время он охотно воспользовался бы его услугами. Удовольствие и наслаждение – все, что ему требовалось от женщин. Он слишком долго наблюдал за своей постоянно беременной матерью и не забыл, как она чахла от такой жизни, пока его отец вдали от семьи нес военную службу на королевском флоте. Майкл помнил, как плакали от голодных спазм в животе его братья и сестры, как сам он был настолько слаб, что не мог выполнять достаточно тяжелой, продолжительной работы.

Он долго наблюдал и узнавал жизнь. На его глазах мать постепенно переставала мириться с длительным отсутствием отца. Терпение сменялось раздражением, и в конце концов она обвинила мужа в эгоизме. Если раньше отец, отправляясь в плавание, с неохотой расставался с ними, то потом едва ли не бежал из дома, чтобы отдохнуть от стонущей жены и выводка постоянно ноющих и требующих еды ребятишек. В результате на долю Майкла выпала роль старшего в семье. Возвращаясь вечером домой и валясь от усталости в постель, слушая плач матери и голодные стоны братьев, он мечтал о том дне, когда сам сможет уйти в море, чтобы сбросить с себя этот ужасный груз.

И в последующем у него никогда не было больших запросов. Он и не представлял, что женщина может светиться изнутри только потому, что он улыбнулся ей. Ему никогда не требовалось, чтобы она полностью доверялась ему, чтобы ее руки покоились у него на груди и чтобы он знал, что она черпает уверенность в сильных ровных ударах его сердца. Стоило ли взваливать на себя тяжкую ношу ответственности всего лишь ради того, чтобы, приходя каждый вечер домой, видеть светящуюся улыбку и ощущать прикосновение женских рук к своей груди?