Пират (сборник)
Шрифт:
Улица сменялась улицей, Воробушкин так уже устал, что не замечал ни людей, ни домов, ни улиц, по которым шагал, а в десяти шагах, как привязанный, волочился за ним задыхающийся человечек.
Больше так бежать Воробушкин не мог. Они находились уже на краю города.
«Стукнуть его, что ли…» – раздумывал Воробушкин и приготовился остановиться, даже сжал кулаки и оглянулся.
Спутник его сидел на панели, бессильно прислонясь головой к забору. Глаза его были закрыты, лицо землисто-серого цвета,
Кулаки Воробушкина разжались. Он сделал несколько шагов в сторону своего назойливого спутника, и на лице у него появилось непривычное выражение растерянности.
Возможно, он и помог бы человечку, но ему не дали. Потрепанная извозчичья пролетка выкатилась из-за угла и остановилась рядом.
И прежде чем Воробушкин успел опомниться, из пролетки выскочил Цыганок, схватил его за руку, втащил к себе в пролетку и, откинувшись на спинку, захохотал на всю улицу.
Извозчик хлестнул лошадь, и пролетка тронулась.
Цыганок держал Воробушкина за рукав, словно боялся, что тот вырвется и убежит, пытался что-то сказать, но каждый раз задыхался от смеха.
Воробушкин недовольно сопел, глядел в спину кучера и ждал.
Цыганок тыкал рукой в сторону лошади и что-то мычал.
– Лошадь заморил, – наконец выговорил он. – Два часа ездим за вами от самого сквера, – объяснил Цыганок и опять захохотал.
Извозчик, седой и бородатый, повернулся на козлах, с уважением посмотрел на Воробушкина и сказал:
– Конем бы тебе родиться, цены б не было!
Воробушкин подумал и вдруг рассердился.
«Конем, конем! – мысленно передразнил он. – Конем я б уже сто раз сдох бы, и кости сгнили, а человеком живу и живу». И, повернув голову к Цыганку, спросил:
– Куда ты меня везешь?
– В баню, – ответил Цыганок и сразу стал серьезным. – Гони, Матвей, – попросил он возницу.
Цыганок взял билеты в отдельный номер. В предбаннике – маленькой комнате с большим клеенчатым диваном – он быстро начал раздеваться.
Воробушкин сидел на диване и молчал.
– Раздевайся скорее, – торопил его Цыганок, – тебе сейчас в самый раз в ванну, сразу посвежеешь.
– Ты меня затем и привез сюда?
– И затем, – улыбнулся Цыганок. – Ты же, верно, насквозь пропотел. Не вымоешься – от тебя козлом нести будет.
– Спасибо, – мрачно поблагодарил Воробушкин и не торопясь принялся снимать сапоги.
Цыганок уже разделся и стоял перед Воробушкиным, мускулистый, крепкий, с ровным, красивым загаром на теле.
Воробушкин посмотрел на него, потом сказал нерешительно:
– Ты иди мойся, я приду.
Оставшись один, Воробушкин еще посидел немного. Он слышал, как за дверью шумела вода, сначала очень громко, потом тише, и наконец все стихло.
Воробушкин
– Самое подходящее помещение для серьезных разговоров, – не открывая глаз, заговорил Цыганок. – Никто не помешает. Заодно и выкупаемся, не пропадать же деньгам даром… Нравится тебе баня? – спросил он через минуту.
Номер считался дорогим. Был он небольшой, но с двумя ваннами и душем; стены и низкий потолок выкрашены желтой масляной краской.
Воробушкин не ответил, попробовал рукой воду и закрутил кран.
– Теплее наливай, а то простудишься, – посоветовал Цыганок.
– Не нравится, – грустно сказал Воробушкин.
– Что? – не понял Цыганок.
– Баня не нравится, на одиночку похожа. Вот на Кавказе бани!.. – И, не договорив, он вздохнул и полез в ванну.
Несколько минут оба молча лежали в воде, потом Цыганок приподнялся и посмотрел на Воробушкина. Воробушкин тоже сел.
– Говорили мы о тебе с товарищами, – сказал Цыганок медленно, – как бы тебе работу найти. Что ты делать можешь? Специальность какая у тебя?
– Моя специальность делать то, что мне поручат. Только бы скорее начать что-нибудь.
– Я не о том спрашиваю, – ласково сказал Цыганок. – Я о профессии спрашиваю. Есть у тебя профессия?
Воробушкин подался вперед, ближе к собеседнику, и, глядя ему в лицо, сказал, отделяя каждое слово:
– У меня есть профессия, ты же ее знаешь. Я революционер.
– Ну, а еще?
– Разве тебе этого мало? – голос у Воробушкина дрогнул.
– Мало, Воробушкин, – еще ласковее ответил Цыганок и начал объяснять, словно маленькому: – Тебе надо подыскать работу, чтобы жить ты мог, понимаешь?
– Ну, а другое?
– С другим придется подождать, Воробушкин, – ты про другое лучше пока забудь.
Воробушкин наклонился через край ванны, стараясь как можно ближе заглянуть в глаза собеседнику.
– А ты знаешь, сколько лет я жду?
– Так товарищи решили, Воробушкин. По-другому нельзя теперь.
– А они знают, сколько я лет жду?
– Знают, Воробушкин.
– Ничего они не знают, и ты ничего не знаешь. Молодой ты еще, и все вы молодые.
– А ты не молодой? Не молодой, а хочешь всех посадить. За тобой шпионы хвостом бегают, – подался к нему Цыганок.
– Я к шпикам привык, я их не боюсь.
– Не боишься? А дело провалить не боишься? Ты всегда таким смелым был или только недавно стал? Тебя сюда, может быть, нарочно, как приманку, прислали, – ты об этом думал? Или ты и этого не боишься? – жестким шепотом говорил Цыганок, бросая каждое слово прямо в лицо.