Пират в любви
Шрифт:
– Я очень нуждаюсь в рабочих руках, – продолжала та, – а здешним людям нельзя доверять ни на грош. Они хватают все, что ты им даешь, убегают в лес, и – поминай как звали!
Бертилла подумала, что они поступают вполне разумно, пускаясь наутек от ее тетки, но не посмела высказать свое суждение вслух; некоторое время они шли молча.
Город остался позади, вокруг были джунгли. Бертилла любовалась лесом, в особенности орхидеями, с которыми не могли соперничать по красоте цветы из сада Хендерсонов. Сиянием только
Некоторые деревья были почти сплошь скрыты под поселившимися на них прекрасными цветами, окутавшими их целой радугой красок – от бледно-желтой до густо-фиолетовой.
С ветвей свешивались гирлянды орхидей длиной не меньше ярда, а земля была покрыта ковром крошечных и хрупких растений, тоже похожих на орхидеи.
Бертилла надеялась увидеть малайского медведя – единственное опасное животное в Сараваке, или же крошечного оленя канчиля, о котором сложено множество сказок и легенд.
Но вынуждена была довольствоваться только созерцанием королевского фазана.
Особенно старательно искала она глазами птицу-носорога – одну из самых необычайных в мире птиц, с огромным желтым клювом и странным наростом ярко-красного цвета у его основания.
Некоторые из них, как читала Бертилла, достигали размеров индюка, но те, которых она заметила здесь на деревьях, были поменьше.
Птицы были восхитительны, но бабочки – еще восхитительнее и прекраснее.
У Бертиллы перехватывало дыхание от восторга, когда она видела, как они, сверкая всеми цветами радуги, порхают по лесу.
Глядя по сторонам, девушка на время позабыла о своей несносной и противной тетке.
– Ах, как красиво! – воскликнула она. – Просто невероятно!
Сварливый голос тетки вернул Бертиллу к реальности:
– Двигайся поживее! Сейчас не время для прогулок, ты и так отняла у меня чуть не целый день!
Они прошагали еще с полмили; Бертилле стало очень жарко, но тут дорога кончилась, и девушка увидела дом миссии.
Дом был деревянный, низкий и длинный. Он мог бы выглядеть так же привлекательно, как и туземные домики, которые Бертилла видела по берегам реки, но на самом деле казался уродливым и неприветливым.
Все пространство перед домом было вытоптано – ни травинки, ни единого цветочка, которых было так много повсюду, только твердая глинистая площадка.
Три молодые женщины в бесформенных ситцевых платьях, надетых прямо на голое тело, судя по всему, должны были присматривать за множеством малых ребятишек.
Но до появления Агаты Элвинстон женщины сидели в удобных и свободных позах и улыбались каким-то своим тайным мыслям.
А ребятишки тем временем вертелись, катались, носились по площадке, причем многие из них были совершенно голые.
Едва показались Бертилла и ее тетка, картина переменилась точно по волшебству.
Женщины
Смеха как не бывало, дети перестали играть – стояли и смотрели испуганными глазенками.
Как только мисс Элвинстон подошла на расстояние окрика, она начала бранить женщин на непонятном Бертилле языке, однако ошибиться в общем смысле ее слов было невозможно.
Она не просто бранила их, как решила девушка, но и угрожала им.
Женщины ни слова не отвечали тетке, а лишь смотрели на нее бархатными карими глазами, похожими на анютины глазки, до тех пор пока она не замолчала и не повернула к дому.
Грубо сколоченное здание миссии – Бертилла разглядела его – почти не отличалось от большой хижины по своей конструкции.
Внутри дом был разделен на одну большую комнату – очевидно, класс для занятий, и две поменьше, в одной из которых жила тетка, а другая, вероятно, предназначалась Бертилле.
Все было просто, даже аскетично, без малейшего намека на домашний уют.
Едва Бертилла вступила в это жилище, она поняла, что в доме не знали любви, что весь он пропитан недоброжелательством.
Но тут же сказала себе, что нельзя, попросту глупо судить по первоначальному впечатлению; она должна быть благодарна тетке, которая предоставила ей кров, когда все от нее отказались.
– Я решила, что ты будешь спать в этой комнате, – брюзгливо объявила Агата.
Она ввела племянницу в крохотную комнатенку, где только и помещалась туземная деревянная кровать, на которой лежал тощий, почти не заметный матрас.
– Я использовала эту комнату для больных, – продолжала Агата, – но больше мне нечего тебе предложить.
– Жаль, что я причиняю вам столько неудобств, тетя Агата.
– Иначе и быть не могло. Я так понимаю, что теперь, когда твоя тетя Маргарет умерла, мать от тебя отказалась. Она вечно увиливала от своих прямых обязанностей.
Тетка говорила о матери так пренебрежительно, что Бертилле захотелось ее защитить, но в глубине души она сама думала так же. Однако спорить с теткой было бессмысленно, и девушка промолчала.
Малайцы, тащившие чемоданы Бертиллы всю дорогу с самой пристани, внесли их в спальню.
– Может быть, вы им заплатите, тетя Агата? – спросила Бертилла. – Ведь у вас все мои деньги.
Тетка немедленно вступила, как догадалась племянница, в долгий и бурный спор по поводу оплаты носильщикам.
Бертилла хотела бы вознаградить их достойно – ведь дорога была долгая и утомительная, а чемоданы они тащили на спине.
Но поскольку у нее не осталось ни пенса, Бертилла только и могла, что беспомощно стоять рядом с теткой, которая в конце концов одержала победу, и носильщики, презрительно взглянув на то, что она им дала, ушли прочь весьма недовольные.