Пират
Шрифт:
«О, кровь моих предков! Что я, старый холостяк, должен делать с малышом, его кормилицей, которая черная, как туз крестовый, и вдобавок с этим черным парнем? Отправить их туда, откуда они прибыли? Да, это было бы самым правильным. Но ребенок! Каждое утро ни свет ни заря он будет с криком просыпаться, каждый день мне нужно будет целовать и забавлять его — вот уж удовольствие! И к тому же эта чернокожая, с ее толстыми губами, которая то и дело будет подсовывать ребенка мне. А так же без понятий, как корова, будет засовывать ему в рот перчинку, если у него заболит животик. А у детей всегда болят животики! Бедная, бедная кузина! Что же стало с ней и ее вторым ребенком? Мне хотелось бы, чтобы это прекрасное создание спасли, тогда она сама заботилась бы о своих детях.
В этом месте размышления мистера Уитерингтона были прерваны стуком в дверь.
— Войдите! — закричал он.
Вошла кухарка с таким красным лицом, как будто она готовила обед на двадцать человек, и без обычного чистого передника.
— С вашего позволения, сэр! — произнесла она, поклонившись. — Позаботьтесь теперь о другой кухарке.
— Хорошо! — отвечал мистер Уитерингтон, злясь на то, что ему помешали.
— И если позволите, сэр, я бы уже сегодня хотела уйти. Дольше я, конечно, не могу оставаться.
— Идите к черту, если вам это нравится! — отвечал мистер Уитерингтон. — Но сейчас оставьте меня и закройте за собой дверь!
Кухарка вышла, и мистер Уитерингтон снова остался один.
— Будь проклята эта старуха! Какой бес в нее вселился? Она, я думаю, не хочет готовить для негров. Наверное, это так!
Размышления мистера Уитерингтона вновь были прерваны стуком в дверь.
— Ага! Она, наверное, хочет помириться! Войдите!
Но вошла не кухарка, а служанка Мэри.
— Если не возражаете, сэр, — начала она плаксивым голосом, — я оставлю свое место.
— Клянусь небом, это заговор! Хорошо! Можете идти!
— Сегодня же вечером, если можно, сэр, — продолжала она.
— Ради Бога! Даже сейчас! Я не возражаю! — вскричал мистер Уитерингтон, вне себя от гнева.
Служанка вышла, и мистеру Уитерингтону потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться.
— Все слуги разбегаются ко всем чертям в этой стране! — произнес он наконец. — Дурачье! Не хотят приготовить комнаты для чернокожих! Будь они все прокляты, и черные, и белые! Все мое хозяйство переворачивается из-за приезда маленького ребенка. Ах, как это все неудобно! Но что же делать? Привлечь сестру Мэгги? Нет! Позову пока Джонатана.
Мистер Уитерингтон подергал шнур колокольчика, и Джонатан явился.
— Что все это значит, Джонатан? Кухарка злится, Мэри плачет, обе хотят уйти. Отчего все это?
— От Уильяма, сэр. Он наговорил им, будто вы категорически приказали, чтобы они разделили с чернокожими свои спальни. А Мэри, я полагаю, он сказал, что чернокожий мужчина должен спать с ней в одной постели.
— Будь он проклят, негодяй! Он всегда причиняет одно зло! Ты же знаешь, Джонатан, что я не это имел в виду.
— Я не думал над этим, сэр, так как это противоречило бы обычаю, — отвечал Джонатан.
— Хорошо. Скажи им, что я больше ничего не хочу слышать об этой истории.
Затем мистер Уитерингтон переговорил со своим дворецким и одобрил его предложения.
Гости прибыли в предполагаемое время и были размещены должным образом. Молодой Эдвард не страдал болями в животике и не будил никого в пять часов утра, поэтому мистер Уитерингтон полагал, что увеличение численности населения в доме не привело к каким-либо существенным неудобствам для него. Но хотя уют хозяина не пострадал, но он и не стал совершеннее, поскольку начались стычки, ссоры и перебранки среди прислуги. Джудит на своем ужасном английском жаловалась на кухарку, которая невзлюбила ее и Коко. Отдельные недомогания у ребенка все же случались. В общем, жить по-прежнему комфортабельно и покойно мистер Уитерингтон в своем доме больше не мог.
Три месяца пролетели с момента кораблекрушения, но никаких известий о судьбе шлюпок не поступало. Капитан Максвелл, приезжавший к мистеру Уитерингтону в гости, с уверенностью заявил, что они наверняка затонули во время шторма. Поскольку вероятность появления самой миссис Темплмор и взятие ею на себя забот о детях становилась все меньше,
«Бат, август месяц … года.
Мой дорогой брат Энтони!
Твое письмо я получила как раз в прошлую среду и должна сказать, что была немало удивлена его содержанием. В самом деле, твое сообщение так поразило меня, что я, играя в вист с леди Бетти Блэбкин, проиграла ей четыре шиллинга и шесть пенсов. Ты пишешь, что у тебя в доме появился ребенок и что он якобы является сыном кузины, которая так неудачно вышла замуж. Я надеюсь, что это правда. Но мне известно также, на что способны холостяки. Если дело обстоит именно таким образом, то его, по моему мнению, необходимо уладить.
Надеюсь, что у тебя нет намерения сделать ребенка своим наследником, что я считала бы совсем неприличным. Леди Бетти говорит также, что таким детям следует завещать только десять процентов. Но без этого не обойтись. Между прочим, мое правило — никогда о таких вещах не говорить. Что касается твоей просьбы, чтобы я приехала и взялась за ведение хозяйства, то я поговорила об этом с леди Бетти, и она согласна со мной, что это самое лучшее для спасения чести семьи. Ты находишься, наверное, в большом смущении, как это бывает с большинством мужчин, которые позволяют соблазнить себя веселым и смазливым женщинам. Между прочим, как говорит леди Бетти, чем меньше об этом говорят, тем легче все это уладить.
Учитывая подобные обстоятельства, надеюсь дней через десять быть у тебя. Раньше я не смогу. Некоторые вопросы об этой неприятной истории мне уже задавали, но у меня на них всегда один ответ, а именно: холостяки есть и будут оставаться холостяками, и подобные прегрешения с их стороны не так дурны, как со стороны женатых мужчин. Как говорится, я молчу обо всей этой истории, так как мое правило — не говорить о таких вещах и даже вообще их не касаться. Больше ничего сообщить не могу и остаюсь при этом любящей тебя сестрой Маргарет Уитерингтон.
P. S. Леди Бетти полагает, что ты очень правильно сделал, наняв двух чернокожих и доставив их в дом вместе с ребенком, поскольку таким образом соседи придут к мысли, что гости прибыли издалека, и секрет будет сохранен.
— О, все несчастья Уитерингтонов! Если уж этой неприятности недостаточно, чтобы свести человека с ума, то я не знаю, что же может быть еще! Будь проклята эта вздорная старая дева! Теперь я вовсе не хочу видеть ее у себя в доме! Черт побери эту леди Бетти и всех старых святош, которые в чужих неприятностях находят великое удовольствие! Да, конечно, — продолжал мистер Уитерингтон, с глубоким вздохом бросая письмо на стол, — эта история очень досадна.
Если мистер Уитерингтон нашел эту историю лишь досадной, то вскоре все обернулось так, что она стала для него просто невыносимой. Его сестра прибыла и стала наводить в доме порядок со всем усердием человека, спасающего честь и достоинство своего брата. Когда ей впервые показали ребенка, она, вместо того чтобы попытаться найти сходство мальчика с его матерью, бегло взглянула на него и воскликнула, подняв вверх палец:
— Ах, Энтони. Энтони! Думаешь, что меня можно провести? У него твой нос, твой рот! Стыдись, Энтони! Тьфу, стыдись!
Но мы лишь мимоходом коснемся того несчастливого времени, которое наступило для несчастного мистера Уитерингтона из-за его доброго и отзывчивого сердца. Не проходило ни одного дня, ни одного часа, чтобы он не услышал от своей сестры глупых и оскорбительных нравоучений. Джудит и Коко были отосланы обратно в Америку. Прислуга, долгое время прослужившая в доме, взяла расчет, а новые слуги сменялись почти каждый месяц. Сестра руководила хозяйством и братом. Никакого покоя мистеру Уитерингтону не было до тех пор, пока Эдвард не уехал в закрытую школу. Тут мистер Уитерингтон набрался мужества, прогнал, после бурных объяснений, свою сестрицу назад в Бат — и снова почувствовал себя уютно!