Пират
Шрифт:
Замечательно. Во всём этом крылось одно весьма важное обстоятельство: Флора могла знать «дорогу обратно», могла помочь ему вернуться к своим, в свой век…
Хоть это и сомнительно. Почему тогда она сама здесь?
Или у неё тут задание, как у Алисы Селезнёвой?
Скажем, донна Флора — сотрудник Института Времени в двадцать-каком-то веке… Но это уже фантазии, впрочем.
Однако можно и нужно вычленить главное: эта женщина — реальная зацепка, реальный шанс на обратную дорогу.
Смогут ли ему помочь друзья из
Сухов аккуратно свернул письмо Прекрасной Испанки, постучал в задумчивости по губам скатанным посланием.
А ведь вопросиков в «повестке дня» куда больше…
Не исчерпываются все странности письмом Прекрасной Испанки. В принципе, самое поразительное в случившемся — совпадение.
Всего несколько дней, как он узнал о послании Мансфелту, и вот уже сам получает нечто подобное. Правда, в письме донны Флоры описывалось не его печальное будущее… Но — sapienti sat. «Умному достаточно».
А этот странный «балам», ни с того ни с сего накинувшийся на него? Он-то здесь с какого боку?
Или вот, тоже интересное наблюденьеце: когда буканьеры устраивались к нему матросами, они как-то странно переговаривались.
Один спросил: «Он?» — другой подтвердил: «Он».
Так им что, рекомендовали идти к нему?
Ещё и особые приметы описали, получается! Кто?
И как это всё связано с донной Флорой?
Или у вороха загадок разные кончики, и надо тянуть за них по очереди, чтобы распутать весь этот клубок? Бог весть…
…Минуя усадебку «Брюне», что занимала место к востоку от Бастера, среди живописных холмов, засаженных сахарным тростником, Олег с Ташкалем выбрались в местечко Пуант-а-Масон.
Неподалёку, на мысе Кокильяж, был устроен «Домашний форт» — небольшая крепостца с бойницами понизу да с немногими пушками наверху, дабы грозить ворогу.
А дальше было море.
Пронзительно верещали чайки, качаясь на воздушном течении, монотонно громыхал прибой, накатывая пенные волны, шелестели перистые листья пальм. Хорошо…
И тут же раздался продолжительный злобный вой.
Сухов выругался.
— Опять балам? — раздражённо спросил он у Ташкаля, изрядно струхнувшего.
И тут «оборотень» явился во всей своей красе — выпрыгнул из кустов, загораживая Олегу путь.
Огромный, хоть и сгорбленный, с ощеренной пастью, с могучими лапами.
Снова завыв, балам бросился на Сухова, рассекая воздух когтями.
«Тоже мне, Фредди Крюгер нашёлся!» — подумал Олег, мгновенно обнажая палаш. Человек-ягуар перемещался очень быстро и резко, с нечеловеческой силой и скоростью — то к земле приникнет, то подскочит, метнётся в сторону, замрёт на мгновение и тут же буквально взорвётся движениями.
Больше всего он напоминал Сухову берсерка — эти великолепные бойцы, опившись зелья, входили в транс — и будто в самом деле оборачивались медведями,
А тут медведи не водятся, зато хватает ягуаров. Тоже неплохой тотем…
Молниеносно придвинувшись, балам взмахнул лапой, растопыривая когти. Олег увернулся в последний момент — родимый эпителий он уберёг, а вот просторную рубаху человек-ягуар располосовал с краю на ленточки.
Достав чудо-юдо в выпаде, Сухов ранил балама, пустил ему кровь — и разъярил ещё пуще.
Отскакивая, «оборотень» испустил вой, подпрыгнул на высоту человеческого роста и обрушился на Олега сверху. Неудачно.
Сухов уклонился, падая и перекатываясь.
Балам навис над ним, вздыбливаясь, вскидывая лапы…
Палаш вонзился ему в нутро.
С утробным рычанием человек-ягуар отшвырнул одною лапой Олега, а другой выдернул клинок, отбрасывая его в кусты.
Кровь хлынула ручьём, но балам не чуял ни боли, ни слабости.
Он бросился на Сухова, вытягивая когтистые конечности, и тут прогремел выстрел.
Увесистая круглая пуля, угодив человеку-ягуару в грудь, остановила наскок.
Олег воспользовался мгновением, чтобы вскочить и выхватить собственный «Флинтлок», краем глаза замечая Ташкаля, стоявшего на коленях и обеими руками державшего дымящийся пистолет.
Но контрольный выстрел не потребовался — балам глухо заурчал, покачиваясь в неустойчивом равновесии, а затем опрокинулся навзничь, раскидывая лапы.
— Х-ха! — исторгли остаток воздуха необъятные лёгкие.
Что-то звякнуло о камешки на дороге, и Сухов поднял «когти» — четыре обсидиановых лезвия, насаженных на золотой наруч. Натягиваешь такой на пятерню и распарываешь противнику утробу. Ежели дотянешься.
— Спасибо, Ташкаль, — сказал Олег и перебросил индейцу «улику». — Погляди!
Краснокожий, кивнув в ответ на выражение благодарности, медленно поднял «когти».
Рассмотрел их, словно не доверяя собственным глазам.
Сухов же, попинав балама, дабы убедиться, что тот сдох, наклонился и хоть и с трудом, но стащил-таки с головы «оборотня» увесистый шлем, искусно сработанный из головы настоящего ягуара. Ох и матёрый зверь был…
— Вот и весь фокус… — пробурчал Олег, выпрямляясь.
Лицо «берсерка» было типично индейским, разве что кожа выглядела непривычно бледной, да волосы на голове были сведены наголо.
Смазанные узоры боевой раскраски покрывали щёки «балама», лоб его и темя.
— Эт-то человек… — с запинкой проговорил Ташкаль, поднимаясь на ноги.
— Ты разочарован? — усмехнулся Сухов.
— Как? А-а… Нет, моя не… это… не ра-зо-ча-рова-на. Моя терпеть оскорбление.
Подойдя ближе, индеец внимательно осмотрел лицо незадачливого оборотня.
— Его расписывал майясский колдун, — выговорил он. — Я вижу знаки Тескатлипоки, а вот этот зигзаг означает «Балам-Акаб», Ягуара-Ночь…