Пиратские войны

Прокудин Николай Николаевич

— Повторяю, он француз, юнга Гийом Маню. Корабли эскадры Лаперуза затонули, экипажи погибли, спасся только он один. Я взял Гийома под свою опеку. Мой Ги — славный малый.

— Опека — это хорошо, это по-христиански. Пусть живет себе раб Божий. Французишки — народ легкомысленный, но все же не такой вредный и упертый, как англичане. Лишь одно условие ставлю твоему спутнику: слушаться меня во всем и повиноваться безоговорочно! Я на острове бог и царь, а если точнее — губернатор! Остров назван мною Петропавловским, в честь императора Петра Алексеевича и наследника трона Павла Петровича! У меня не

забалуешь.

Сергей с внутренней усмешкой наблюдал за этим исхудавшим пожилым господином, слегка тронувшимся умом, который так торжественно именовал себя губернатором. Шутка ли, много лет живет один-одинешенек на острове. Но дедок из Верейского уезда все еще сохранял повадки спесивого вельможи и был в душе все тем же ярым монархистом.

— Господин Степанов! А не найдется ли у вас на острове чего-нибудь покрепче воды? Хорошо бы выпить за встречу, за знакомство.

— Э! Да я вижу, ты, полковник, парень хват! Что, учуял запах свежей бражки?

— Да так. Повеяло чем-то родным, хорошо знакомым.

— Молодец, полковник! Ладно, так и быть. Ради такой встречи лучшей своей наливочкой угощу. Жаль, первача сейчас нет, но для хороших людей — сделаем! Сегодня обязательно поднимем, так сказать, кубки! А за трапезой я вам поведаю свою грустную историю горемыки-депутата. Если вам, граф, это, конечно, любопытно.

— Давайте на острове обходиться без чинов, — рискнул предложить Серж.

Степанов, несмотря на свой апломб, неожиданно махнул рукой — демократично согласился.

Отшельник поманил за собой гостей и направился к зарослям. Серега и Гийом шагнули за ним следом, но кусты и высокая трава лишь слегка качнулись перед их носом, а провожатый вдруг исчез. Сергей раздвинул ветви — но ни тропы, ни следов. Может, это был дух, призрак, обитающий на таинственном острове? Путешественники в нерешительности топтались перед зеленой стеной, оглядываясь по сторонам, и искали глазами фигуру самостийного губернатора. А был ли мальчик-то? Скитальцы завертели головами и решили вернуться на пляж. Внезапно за их спинами послышался шорох, из травы высунулась все та же бородатая рожа, старик спросил с удивлением:

— Мужики, ну вы что? Бражка сама не приходит, к ней надо идти! Потерялись или передумали?

Сергей, дивясь скрытному и тихому перемещению этого пожилого человека, быстро шагнул следом, чтобы не потерять вновь его из виду. Гийом, пребывавший все время в растерянности, вдохнул аромат какого-то яркого экзотического цветка, замер на месте, замешкался, и Строганову пришлось крепко дернуть француза за руку. Путники кое-как продирались сквозь густые заросли, ломая ветки, как вдруг кустарник и трава словно расступились перед ними. Товарищи по несчастью вышли на плотно утрамбованный небольшой пятачок земли, приткнувшийся между высокими пальмами. Поляна со всех сторон и даже сверху была опутана лианами, надежно отгораживающими от внешнего мира хилые постройки и загон, в котором бродили козы, а в его центре в густой грязи лежали семь или восемь свинок. Сергей удивленно поглядел на «губернатора», тот, гордо подбоченившись, пояснил, что этот грязный загон есть не что иное, как ферма, на которой содержится молодняк, а взрослая скотина сейчас находится в самом жерле потухшего кратера, иначе животные

вырвутся на волю, а тогда вытопчут траву и загадят весь остров!

«Эге, да мужик этот настоящий активист-эколог» — подумал Сергей, а вслух произнес:

— Господин Степанов, вам благодарность от Гринписа за сохранение флоры и фауны прекрасного острова!

— Какой еще там «писы»? Ты чего обзываешься?

— Все ясно, наш ротмистр незнаком с таким названием сообщества экологов. И верно, ее в восемнадцатом веке и в помине не было, — пробурчал себе под нос Сергей и громко пояснил: — Господин Степанов, так называется одна уважаемая международная организация.

Отшельник почесал ухо, опять задумчиво посмотрел на гостей и, видимо, решил про себя, что уж очень он за время своего отшельничества отстал от жизни, а затем предложил гостям пройти дальше, в глубь острова. Ротмистр яростно продирался сквозь заросли, прорубая саблей тропу, и едва приятели проходили по ней след в след, как кусты и ветки сдвигались за ними, словно и не ступала здесь никогда нога человека. В кустах мелькали какие-то зверьки, они с писком разбегались при появлении путников. На ветвях щебетали птицы, которые с приближением двуногих существ покидали насиженные места и громкими тревожными криками оповещали обитателей джунглей об опасности.

Вскоре они очутились перед склоном большой горы, у величественного нагромождения гигантских валунов и реки из застывшей вулканической лавы.

От дерева к дереву тянулась изгородь из заостренных кольев, оплетенных колючими лианами. К частоколу была приставлена хлипкая лесенка, по ней губернатор живо забрался наверх и пригласил гостей следовать за собой:

— Ребята, не зевай! За мной! Кто не успел, тот не съел.

Сергей без лишних разговоров перемахнул через забор, а юнга, опасливо озираясь, опять замешкался.

— Мсье, ты рискуешь заночевать на той стороне! Можешь не скромничать, смелее, паря! — подбодрил его ротмистр. — Не сомневайся, она крепкая, выдержит.

Придерживая одной рукой эфес шпаги, парнишка, осторожно переставляя ноги, наконец взобрался наверх. С внутренней стороны вдоль стены тянулся шаткий помост, на котором теперь стояли наши путники, явно боясь упасть.

— Не бойтесь, юноши! Сделано на совесть! — опять подбодрил француза хозяин острова, заметив, что его гости сомневаются в прочности сооружения. — Я здесь сто раз все проверил. И подпрыгивал, и топал ногами, и с грузом по трапу ходил.

Сергей оглядел постройки с высоты помоста и поразился тому, как хорошо благоустроил остров этот русский Робинзон Крузо. Он не мог вспомнить, когда именно написал свою книгу Даниель Дефо и могли ли ее читать в эти годы россияне, но все, что он видел перед собой, было очень похоже на описания, приводимые в знаменитой книге, и на кадры из многочисленных ее экранизаций.

Изгородь не была сплошной, наличествовали и ворота, и смотровая башня. Внутри, в центре площадки, между четырех деревьев стояла изба, вернее сказать, хижина с дверью и узкими окнами-щелками. Крыша когда-то имела покатые склоны, но сейчас на ней проросли трава и даже местами кустарник, что делало ее бесформенной, а свисающие с деревьев лианы почти полностью скрывали от посторонних глаз это жилье.