Пираты «Грома»
Шрифт:
– Я и не таких доставала! – крикнула Колль, становясь в боевую стойку. Сабатини, ухмыляясь, передразнил ее. Рива сделала обманный выпад и прыгнула, метя ногой в живот противника. Сабатини легко уклонился, и удар пришелся вскользь и даже не заставил его потерять равновесие. В следующий момент он развернулся и толкнул Колль ближе к изгороди. Пока она выпрямлялась, Сабатини нагнулся и вытащил из травы длинную и тонкую проволоку, тянущуюся к самой изгороди. Увидев ее, Колль расхохоталась и перепрыгнула через проволоку, но тут же запуталась в настоящей проволочной сети, которую Сабатини искусно спрятал в траве между выгребной ямой и изгородью. Она упала, а Сабатини
Громкий треск электрического разряда поднял тучу испуганных насекомых. Сам Сабатини не пострадал: он предусмотрительно надел изолирующие ботинки от скафандра.
Крик Ривы Колль был еще громче треска электрического разряда. Отпустив ее руку,. Сабатини потянулся к ее кобуре и вынул пистолет, боясь, что воспламенятся патроны, а потом отошел подальше.
Рука Ривы Колль почернела и обуглилась, кожа пошла пузырями. В воздухе разнесся смрад горелого мяса. Казалось, кисть Ривы сделана из пластика, она плавилась и становилась тягучей, а Колль отчаянно пыталась оторваться от изгороди.
И это ей удалось! Тонкая перемычка расплавленной плоти лопнула. Правая кисть, прилипшая к столбику, все еще горела, но Колль была свободна.
Сабатини испуганно отпрянул.
– Не может быть! – в замешательстве пробормотал он.
Риву Колль сотрясали приступы боли, но она уже была на ногах. Почерневший обрубок руки выглядел жутко, но больше всего Сабатини пугало отсутствие крови.
– Ну вот ты и попался, – проговорила Рива Колль сухим, зловещим, почти нечеловеческим голосом. – Вот ты и довел меня! Кто это тебя подговорил? Клейбен? Не-е-ет, он слишком умен, чтобы ловить меня на такую удочку. Ладно, сыночек, пора... Пора нам с тобой познакомиться поближе. – Сказав это, она двинулась на бывшего капитана.
Было в ее словах что-то такое, от чего Сабатини пришел в ужас. Он отчаянно потянулся за ведром с маслом, которое подготовил заранее, но запутался в собственной проволочной сети и грохнулся наземь.
Тем временем сбежались остальные, привлеченные шумом и суматохой. Они стояли вокруг, не зная, что делать. Помогать Колль было уже поздно.
Перекатившись на спину, Сабатини сжал рукоять пистолета, взятого у Колль. Вурдаль потянулась было за своим оружием, но Клейбен остановил ее:
– Нет! Ей ничего не будет! Смотрите и учитесь! Манка вопросительно взглянула на Ворона. Тот молча кивнул и сунул в рот неизменную недокуренную сигару.
Сабатини трижды выстрелил в упор. Пули пронзили Колль и вышли через спину, сила удара бросила ее наземь, но она сразу же поднялась, словно стреляли не в нее. Вокруг трех огромных ран проступило лишь несколько капелек крови.
Колль расхохоталась в лицо Сабатини:
– Ну, теперь ты мой! Ты совсем испортил мое старое тряпье!
Манка Вурдаль в недоумении уставилась на остальных.
– Он же попал, – удивленно воскликнула она. – Не может быть! Смотрите, какие дыры у нее в спине!
Рива Колль скинула с себя юбку, чудовищным усилием разорвала пояс с кобурой и бросилась на Сабатини. Он был так же поражен, как Манка Вурдаль, и не успел увернуться.
Колль приникла к Сабатини; его тело внезапно дернулось и застыло, рот открылся в беззвучном крике.
– Чо Дай, уходи! Беги отсюда! – раздался страшный, уже совершенно нечеловеческий вопль. Китаянка наконец пришла в себя, кое-как поднялась и отбежала к остальным.
Двое застыли на миг, словно скульптурная
– Господи боже мой! – прошептал Нейджи. – Они же плавятся! – Несмотря на постоянные разговоры с Клейбеном, он все еще сомневался, что Колль – не то, чем кажется на первый взгляд. В конце концов, Клейбен мог и помешаться. Но теперь уже ни у кого не оставалось сомнений, что Айзек Клейбен, будь он в своем уме или нет, не обманул их хотя бы в этом.
У Ворона выпала изо рта недокуренная сигара.
– По счастью, процесс достаточно медленный, – хладнокровно заметил Клейбен таким тоном, словно говорил о вывихнутой лодыжке. – Только поэтому мы сумели поймать ее и удержать. Давненько я этого не видел. Хорошо, что хотя бы скорость его не меняется. Это дает нам кое-какие шансы.
Его равнодушие возмутило остальных, но никто не мог отвести глаз от зрелища, неторопливо развертывавшегося перед ними.
Слившиеся тела уже превратились в единую бурлящую массу бесформенной плоти. Она корчилась и вздрагивала, а из центра ее медленно, непередаваемо медленно поднималось нечто, которое словно бы пряталось внутри, а теперь разгибалось и вставало в полный рост. Сперва появилась голова, не человеческая, хотя и человекоподобная, череп, заплывший одутловатыми натеками плоти, безволосый, слепой, со слипшимися ноздрями и губами. Он был уродлив и страшен, но никто не мог отвести от него глаз даже на мгновение.
Потом вылепилась шея, за ней всплыл торс, широкий, мускулистый, но лишенный деталей, затем бедра и наконец массивные ноги. Выросшая фигура стояла в глубокой луже пузырящейся протоплазмы, похожая скорее на недоделанный пластиковый или восковой манекен, чем на человека. Она все еще соединялась с массой, в которой коренилась, словно странное дерево. Она все еще преображалась.
Вот незаметно, исподволь, изменилось строение и цвет кожи, мускулы уплотнились, затвердели и обрели естественный вид. Проявились соски, гениталии, торс сформировался невероятно точно, вплоть до почти незаметных шрамов. Медленно и постепенно, незаметно для глаза, как движение часовой стрелки, проявились волосы, ресницы и остальные детали. Теперь в стоящей фигуре можно было безошибочно узнать Сабатини.
Внезапно фигура обрела жизнь, это была уже не статуя Сабатини, а живой человек.
Он вздрогнул и глубоко вздохнул. Губы разлепились, он согнул руки, колени, попробовал, как сгибается поясница.
Открыв глаза, он с отвращением взглянул на лужу пузырящейся протоплазмы и вышел из нее. Полоски расплавленной плоти протянулись за ним и оборвались. Присев на корточки, он стер остатки, прилипшие к ступням. Лужа протоплазмы за его спиной колыхнулась последний раз и замерла. Почти сразу же вокруг разнесся запах гниения.
Новый Сабатини встал во весь рост и взглянул на остальных:
– До чего же это нелегко, когда у тебя есть совесть, – произнес он своим обычным сочным баритоном. Даже его акцент остался неизменным. – Приходится убивать невинных или давать бессмертие отбросам человечества. Не беспокойтесь, Клейбен, вас я не съем, если вы меня не заставите. Меня и так мутит от отвращения, чтобы еще оскверняться, превращаясь в вас. – Он взглянул на Козодоя. – Ну вот, теперь вы видите, почему я вам так необходим. В какой бы чертовой дыре ни жил владелец перстня, каким бы чудовищем он ни был, ему от меня не укрыться. Я могу превратиться в его наперсника, в его лучшего друга, в его любовницу. Даже в него самого.