Пираты Венеры
Шрифт:
Естественно, было легко перезнакомиться с пленниками, и скоро наши отношения переросли в дружбу. Они были поражены моими светлыми волосами и голубыми глазами. Это, конечно, вызывало массу вопросов о моем происхождении. Я отвечал правдиво, и мои рассказы слушали с большим вниманием. Каждый вечер после работы сыпались просьбы рассказать о далеком таинственном мире. В отличие от высокообразованных вепайцев, они верили всему рассказанному, что сделало меня героем в их глазах. Я стал бы их богом, если бы у них были религиозные чувства.
В
Среди заключенных были трое, к которым я особенно привязался. Первым стал Ганфар, высокий, неуклюжий парень, бывший фермером во времена джонга. Он был очень умен и, хотя принял участие в восстании, теперь горько раскаивался и обличал тористов, правда, шепотом, мне на ухо.
Второго звали Кирон. Стройный и красивый, атлетически сложенный мужчина, который служил в армии джонга, но участвовал в мятеже. Теперь он был офицером, наказанным за несоблюдение субординации по отношению к человеку, бывшему до мятежа правительственным клерком.
Третий до восстания был рабом. Звали его Заг. Недостаток образования он компенсировал силой духа и прекрасным характером. Он убил офицера, который ударил его, и теперь его везли в столицу для суда и наказания. Заг гордился тем, что он свободный человек, хотя признавал, что раньше, будучи рабом, он больше наслаждался свободой, чем теперь, когда он официально— свободный человек.
Он объяснял:
— Раньше я имел одного хозяина, а теперь много: чиновники правительства, шпионы, солдаты— никто из них обо мне ничуть не заботится, а ведь прежний мой хозяин был добр и заботился о моем благосостоянии.
— Хочешь ли ты быть снова свободным? — спросил я его. У меня постепенно зарождался один замысел.
Но, к моему удивлению, он сказал:
— Нет, я хочу остаться рабом.
— Но тебе хочется выбирать себе хозяев, не так ли?
— Конечно, если смогу найти кого-нибудь, кто будет добр ко мне и защитит от тористов.
— А если появится возможность убежать от них теперь, ты сделаешь это?
— Конечно! Но зачем ты спрашиваешь? Я не смогу убежать.
— Без помощи — да, — согласился я. — Но если другие присоединятся к тебе, ты попытаешься?
— Непременно, ведь меня везут в столицу, чтобы казнить. Ничего худшего быть не может. Но почему ты спрашиваешь?
— Если найдем достаточно желающих, чтобы объединиться, почему не попытаться стать свободными? Когда освободишься, то можешь остаться свободным или выбрать себе хозяина по своему вкусу. — Я внимательно наблюдал за его реакцией.
— Это что, еще одно восстание? — спросил он. — Ничего не выйдет. Другие пытались, но у них не получилось.
— Не восстание, — заверил я, — лишь стремление к свободе!
— Но как
— Для нескольких человек будет нетрудно захватить корабль. Дисциплина;»а судне плох л я. Ночные караулы малочисленны, к тому же они так уверены в себе, что будут застигнуты врасплох.
Глаза Зага засверкал.
— Если добьемся успеха, многие из команды присоединятся. Далеко не все довольны. Большинство ненавидит офицеров. Думаю, пленники примкнут к нам, но надо быть осторожными — шпионы! Они везде! Тебе грозит большая опасность… Среди пленников есть, по крайней мере, один шпион.
— А как насчет Ганфара? — спросил я.
— Можешь на него положиться, — заверил Заг. — Он не говорит много, но в его глазах ненависть к ним.
— А Кирон?
— Верный человек! — воскликнул Заг. — Он их презирает и не считается с тем, что об этом знают. Потому его и арестовали. Говорят, это не первая его провинность, но Кирон будет наказан за государственную измену.
— Но он только нагрубил офицеру и отказался повиноваться!
— Это— государственная измена, особенно когда нужно избабиться от человека, — объяснил Заг. — Можешь на него положиться. Хочешь, я с ним поговорю?
— Нет. Я сам поговорю и с ним, и с Ганфаром. Тогда, если никто не сделает ошибки, мы нанесем удар, а если шпион пронюхает о нашем плане, ты не будешь замешан.
— Это меня не волнует! — воскликнул он. — Убить могут лишь один раз, а за что именно— неважно.
— И все же я поговорю сам, и, когда они присоединятся, мы подумаем, как привлечь других.
Мы с Загом работали рядом, драя палубу, и у меня до ночи не было возможности для разговора с Ганфаром и Кироном. А ночью оба они с энтузиазмом согласились, но заметили, что шансы на успех невелики. Однако каждый заверил меня в своей поддержке, а затем мы разыскали Зага и уже вчетвером обсудили все детали— на это ушел остаток ночи. Мы забились в дальний угол каюты, в которой были заперты, и разговаривали тихим шепотом, склонив друг к другу головы.
Следующие дни прошли в вербовке сторонников— весьма деликатное занятие, так как все уверяли, что почти наверняка среди пленников есть шпион. Каждого приходилось уламывать хитрейшими средствами. Эту работу было решено предоставить Ганфару и Кирону. Я был исключен ввиду недостаточного знания психологии этих людей, их надежд и стремлений. Зага отстранили, потому что требовался более гибкий и хитрый ум.
Ганфар предостерег Кирона от разглашения нашей тайны тем, кто слишком открыто признается в ненависти к тористам.
— Это уловка, которую применяют все шпионы, чтобы усыпить бдительность подозреваемых в нелояльных мыслях. Отбери людей, которых знаешь, действительно недовольных, а также тех, кто угрюм и молчалив, — порекомендовал он.
Немного беспокоило, сможем ли мы повести корабль в случае победы. Я поговорил с Ганфаром и Кироном и узнал много полезного и интересного.