Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры
Шрифт:
– Иди за мной, – сухо бросила сестра Беата.
Я послушалась.
В кабинете сестры очень пусто и плохо пахнет – будто жгли ветошь. Она оставила меня стоять у дверей, а сама принялась расхаживать из угла в угол, то протягивая руки к распятию, то потрясая ветхим псалтырем. Я почти не слышала, что она говорила. Я будто оглохла и только наблюдала,
– Ты поняла меня, Монюшко?
– Да, сестра Беата.
Она прищурилась, и кожа на щеках натянулась, будто на барабанах.
– Мне не нравится твой взгляд. Как ты смеешь так смотреть?! Как ты смеешь!!
Я уже и не знала, что ответить, поэтому просто стала смотреть только на свои туфли. По паркету от моих ног ползли трещины, тонкие, как паутинка. Они становились все более явными, их вот-вот заметит монахиня. Что-то тогда будет? Мне было почти не страшно, даже когда трещины добрались до подола рясы сестры Беаты и пол начал осыпаться в черную пропасть прямо у ее башмаков. Почему она не падала вместе с ним?
– Отвечай мне, дитя, – вдруг властно сказала сестра Беата после долгого молчания. – Тебя уже коснулось проклятие Евы?
А я забыла, что это! Совсем! И теперь у меня целые две таблички: «Целомудрие» и «Набожность».
И все-таки смотрю на наши таблички и удивляюсь. Так странно, они не говорят о том, в чем мы провинились. Они кричат о том, каких добродетелей нам не хватает.
Данка такая храбрая! Обожаю ее!
Сегодня две девчонки годом старше хотели вызнать побольше и напроситься на наш вечер. Не знаю, как пронюхали, подслушали, наверное. Мы были с Даной, и тут она как выступит:
– Наш клуб вообще-то не для каждой встречной-поперечной. И уж точно не про вашу честь!
– Думаете, вы особенные? – оскорбилась девчонка.
– Да, думаем, – не сдавалась Данута. –
– Мы наставницам скажем, – вставила другая четверогодка. – Что вы после обхода собираетесь!
– Попробуйте. – Дана стала наступать на них, как какой-нибудь бесстрашный римский центурион. – И увидите, кому хуже будет.
Пансионерки пофыркали и ушли. А я почувствовала, что мы тут одержали победу. Ну, не мы. Данка. И в этот миг я ее очень сильно любила.
Кто знает, может, и она меня полюбит.
В эту пятницу мы с Магдой хорошо подготовились к сеансу: ей пришло в голову устроить целый салон. Мы собрали все, что могло пригодиться: нарядились в шали и шарфы, Магда подрисовала мне глаза угольком (который сначала попал в глаз и щипал ужасно, пришлось все смывать и рисовать заново).
После второго обхода мы расставили свечи и стали ждать девочек. За девочками пришли и мои неприкаянные.
Мне бы хотелось, чтобы после наших встреч им становилось так же легко, как и мне. Чтобы их путь в тени перестал быть таким одиноким и незаметным. И они нашептывают мне свои тайны, а я передаю их подругам. Призрачные пальцы гладят меня по волосам. Так нежно.
Я долго думала, почему только мамин дух все время рядом со мной? Ведь поначалу она приходила вместе с отцом. Но потом решила, что у папы, как и в земной жизни, какие-то дела в потустороннем мире. Ведь я и так мало его видела. Все больше в разъездах и на службе. Может, теперь он служит в небесной канцелярии? Ее ведь не зря так называют.
И еще одно не дает мне покоя – почему она не желала являться ко мне, пока я жила в доме у дедушки? Она же в нем выросла!
Последние новости: Магда стала солисткой хора. Когда она поет, у всех на глазах выступают слезы, даже у самых черствых. Будто тьма внутри плавится, как воск, и вытекает, освобождая место для чего-то лучшего.
Я совсем не завидую. У меня даже слуха нет, ни одной ноты не выведу.
Конец ознакомительного фрагмента.