Пища Мастеров

Горац Евгения

– Что, Полина, удивительно, да?- раздался рядом насмешливый голос.

Возле меня стояла Элина Драгомыжская одетая как обычно в свободную, летящую полупрозрачную ткань, на этот раз светло-сиреневого цвета. Однако в честь бала, волосы ее были украшены живыми цветами и браслеты на тонких руках приятно позванивали.

– Что именно?-спросила я .

– Тайные желания, профессия моя- вот что. Ты сейчас в недоумении, не знаешь как себя понимать.

– А где Дэниэл?

– Занят важным разговором, велел десерт подавать без него.

– Он у себя в кабинете?

– Не знаю. А ты обед-то весь пропустила, жаль. А многие говорили, что таких вкусных блюд им еще вкушать не доводилось. Хоть к десерту-то объявись. Но спешить

некуда, эта ночь будет длинной, очень длинной. А что, Полина, ты во время минета у колонны не могла фуэрзу казадора считать, нет?

– Нет. А зачем?

Она присмотрелась ко мне.

– Конечно, это же - не еда. Ты его мыслей не знаешь, значит. Ну иди.

О чем это она, правда? Я поднималась по лестницам дворца по направлению в туалетную комнату, старалась держаться ровно, хоть ноги дрожали от секса интенсивного и волнения пережитого. По дороге оглядела себя в зеркало: платье было в порядке, ожерелье тоже, в туалетной комнате я подкрасила губы, надела ленту, поправила прическу и пошла к гостям, постукивая каблучками туфель с жемчужными пряжками- волосы по плечам, в длинном платье, без трусов, правда. Какая-нибудь птица из них совьет гнездо.

Музыка подхватила меня, закружила и откуда-то появилась уверенность, что все будет как надо, я останусь здесь. Женя останется со мной, и ничего на свете нет лучше, чем быть фуэнсеном и впереди еще много интересного. Я счастлива, я очень-очень счастлива. Я летала по залу, не ощущая собственного веса. Я ела десерт- фрукты сбрызнутые ромом на блюдах из тонкого белого и темного шоколада, я отламывала краешек блюда вместе с клубникой и виноградом, и мне еще никогда не было так вкусно, сладко и остро одновременно. Я закатывала рукава своего бархатного платья и подставляла бокал под фонтан шампанского, пила и хохотала, и гости делали тоже самое- ели тоже что и я, заглядывали мне в глаза, стараясь поймать искорки моей фуэрзы, понимая, видно, что если я пьяна от любви, то и им достанется часть моего заряда, а это немало. Мои искорки разлетались во все стороны!

– Полина, вы- как бенгальский огонь, - кто-то произнес.

А я смеялась в ответ: ловите мои искорки, ловите! Моего счастья не убудет от этого, он любит меня, он хочет быть со мной!

Все смеялись, танцевали и веселились, только Софья Марковна поглядывала на меня серьезно и даже печально.

***

…даже в таком состоянии я бы никогда не позволила себе кричать на духа, причем официально известного в реале как духа зла. Да, он меня тоже иногда пугал, порой раздражал и даже надоедал, но кричать, шуметь и топать ногами на него я бы просто не осмелилась.Я думала, что он в ответ разорвет Марту в клочья, но он втянул голову в плечи, сжался и сморщился, а когда она закончила тираду, сказал жалобным голосом: «Ну кто же мог подумать, что она такая впечатлительная, ну было бы ей шестнадцать…Но ей уже дважды возраст иллюзий, а она все еще столь уязвима». А Марта все орала на него, уперев руки в бока, даже не вытерев их после замеса теста, а потом сняла передник, скрутила его жгутом и даже замахнулась на Ахха:

– Смотри,что ты наделал! Она не только фуэна, она даже вкуса не ощущает, сладкое ли, соленое- ей все равно! У нее вообще чувствительности никакой нет! Экспериментатор чертов! В кои веки у меня появилась возможность работать с фуэнсеном и показать всем чего я стою, и я поклялась себе, что этого шанса уже не упущу ни за что, так ты опять все испортил, мерзкий босяк! Ну тебе это так не пройдет! За тобой уже не один должок числится. А ну исправляй свои огрехи!

Ахх оправдывался и бубнил себе что-то под нос, уходил, потом возвращался, заглядывал ко мне, вздыхал и качал головой, потом осторожно выскальзывал из кухни, чтобы Марта его не заметила, и если он попадался ей на глаза, то она опять начинала его ругать на чем свет стоит.

Я уже несколько дней не выходила из маленькой комнаты для отдыха работников кухни. У меня

не было ни малейшего желания покинуть ее и вернуться в свои покои: после того, что там произошло, мне было противно и страшно туда входить. И говорить ни с кем не хотела, даже с Дэниэлом. Он несколько раз заходил, садился рядом, гладил меня по голове, предлагал пройтись по саду вместе и спокойно обо всем поговорить. Но я даже не отвечала ему. Я знала, что наш с ним общий мир теперь всегда к моим услугам, я могу быть там сколько хочу, особенно если я пожелаю убежать от всех на какое-то время. Я бродила по нему, качалась в сплетенном Дэниэлом гамаке, любовалась экзотическими цветами, укрывалась от дождя у входа в пещеру, но вглубь идти не хотела. Я спала на песке на берегу, чувствуя себя в полной безопасности, - кроме нас- там нет никого все равно, я была уверена в этом, я сама создала этот мир.

Но одно дело- осознавать, что ты один в этом мире и совсем другое- ощущать присутствие человека, разделяющего с тобой это чудесное пространство. Это был новый для меня, необыкновенный вид интимности: просто быть неподалеку, но чувствовать и ощущать то же что и твой партнер. А ведь он не только со мной разделяет общий мир, он ведь сам рассказывал о женщине-вишенке- у них какой-то другой мир существует, а можно ли мне побывать там? И могу ли я еще кого-нибудь пригласить в этот? Но у меня нет сил сейчас думать об этом.

Я не помню как забрела в эту комнату под утро после бала. Я осталась тут на… я не знаю сколько прошло дней и мне это совершенно неинтересно. Даже в кухню носа не высовывала, пару раз вставала и плескала в лицо водой из рукомойника, а все остальное время спала или просто сидела на небольшом диванчике, поджав колени и уткнувшись в них лицом. Иногда смотрела в окно выходившее во внутренний двор, где уже принялись посаженные Назаром вишни и яблони.

Марта, конечно, преувеличивала: я не совсем потеряла чувствительность - я отличала горячее от холодного, густое от жидкого, но ни вкуса ни аромата пищи не чувствовала как при сильном насморке, и почти от всего меня воротило. И еще- говорить ни с кем не хотела. Ахх появлялся несколько раз, я отворачивалась от него, он грустно вздыхал, говорил какую-то чепуху вроде того, что нет средства от обид и переживаний такого рода лучше чем ананасовое мороженое.

Ахх пытался извинятся, лебезил, говорил, что никогда бы не подумал, что я такая нежная, и еще, что все к лучшему, что выбор сделан, и от тяжелого балласта я избавилась, а это все пройдет, как дурной сон- я же все понимаю. Я и вправду все понимаю, но выйти из этой комнаты не могу и вкус не возвращается. Я честно пытаюсь насладиться Мартиным паштетом из лосося с каперсами и нежнейшими маникотти, но она видит по моему лицу, что мне безразлично. Ромкино кофейное пирожное я надкусила и отставила.. Анисья смотрит на меня и головой качает, она тоже пыталась меня пробудить к жизни картофельным пирогом с шампиньонами. Но им всем наплевать на меня на самом деле, их волнует прежде всего моя способность фуэн чуствовать, а я сама, как личность, им совершенно безразлична. И Дэниэл, не будь я фуэнсеном, в мою сторону даже не посмотрел бы, ну он-то ладно, он - админ, ему кадры надо подбирать..

Я знаю, что это скоро пройдет, но я не останусь здесь, им всем назло- не останусь… Я автоматически сжевала маникотти, чтобы Марта перестала нервничать, что я умру от истощения. Но тарелка пуста, а я не ощущаю никакой сытости, как до того не ощущала голода - все безразлично.

Анисим принес мне маленького полосатого котенка. Он, правда, сказал, что давно собирался найти подходящего зверя, мол, кухня без кота- это не кухня, но я знала, что он пытался хоть как-то меня развеселить. Котенок вел себя как положено: спал у меня на коленях, грыз мои бальные туфли, сидел на окошке, гонялся за своим хвостом, играл черной бархатной лентой расшитой жемчугом и пил молоко из блюдечка. Интересно, он игреал или уроженец Демонета?