Пища Мастеров
Шрифт:
Сначала мне даже нравилось считывать информацию, особенно если продукты сообщали связные вполне истории и события, которые порой заставляли меня смеяться или хмуриться. Но едва научившись пользоваться новой возможностью, я поняла, что прежде всего следует научиться ограждать себя от гигантского потока информации на меня обрушившегося, и впускать в себя только самое интересное. По-настоящему ценного- было мало.
За короткое время я успела определить, что лук, чеснок и сладкий перец не впускали в себя всякую чепуху, а только острые проблемные моменты, а вот нежные ягоды - черника, малина, а больше всех- ежевика, - впитывали в себя все, без исключения, но после дня хранения, информация бледнела, рассыпалась в обломки и осколки, становясь неразборчивой.
Я экспериментировала с фруктами, проверяя верность информации: ставила вазу с яблоками, грушами и сливами в офис, принимала пациентов, потом вечером разламывала фрукты и считывала: все было точно - даже есть их не надо было, просто раскрыть и вынуть косточку было достаточно для того, чтобы вновь ощутить страхи, сомнения и проблемы людей побывавших здесь за день, а если сосредоточиться, то можно было узнать и то, что они думали в данный момент, но постеснялись произнести вслух, а так же то, что они думали обо мне- вот это было и вправду очень занимательно.
Недавно к празднику пациенты подарили мне корзину со свежими фруктами и орехами. Корзина стояла в моем офисе целый день. Вечером я обнаружила, что все было чисто- негамоции не тронули содержимого корзинки, и причиной тому, скорее всего, были несколько апельсинов, которые по-видимому защищали не только себя, но и другие продукты.
Тем же вечером, в честь праздника, коллеги устроили небольшую пирушку после работы: принесли свои гостинцы, а я выложила на блюдо содержимое подаренной корзины на общий стол. Я, как обычно, ела только цельные продукты- в данном случае- картошку испеченную в электропечке, собственноручно нарезанные мною овощи и экологически чистую брынзу фирмы «Эми», которую принесла из дому и держала в холодильнике для сотрудников в двойной упаковке из фольги, не пропускающей негамоции.
Все смеялись и болтали, превдкушая выходные, а я отвечала расеянно, пытаясь сфокусироваться на информации, которую сообщали вина. Интересно, что вино, которое разлил по бокалам доктор Мерик, казалось легким и прозрачным, а когда завхоз Рамирес открыл точно такую же бутылку и налил вина мне в бокал, то я не не только не смогла отпить ни глотка, но даже стакан от стола оторвался с трудом- таким тяжелым показался. Выражение «легкая рука»- работало совершенно буквально. Кроме того, вино несло собственную информацию, которая мне тоже была недоступна, и это было мучительно, будто мне нужны были иностранные словари.
От чая с тортом я отказалась, во-первых мне был неприятен чай заваренный водой из электрочайника, почему - определить пока не удалось, а торт… торт не был едой, он был как варенье- эс-фуэ-ра, -.эссенция продукта, и не одного, а нескольких сразу, а мне нужна была еда, но рассуждать я не могла над этим долго, потому что все то и дело просили меня разлить чай по чашкам, так и говорили : «Вы налейте, Полина, как-то вкуснее когда вы наливаете, а не кто-нибудь другой. А может вы и тортик порежете, а? Приятно из ваших рук…»
А на следующее утро, при входе в свой офис, я ощутила удивительную чистоту и прозрачность воздуха. Все ладилось в этот день, все получалось, настроение было прекрасным, и несмотря на то, что в этот день мой офис посетило довольно много народу, но очередные яблоки и груши принесенные мной для эксперимента, ничего не впитали кроме небольшого количества абсолютно безвредных для фуэрзы бледных и полурастворившихся обломков эмоций. Разгадку я обнаружила позже, найдя под ножкой письменного стола закатившийся разломанный грецкий орех, который умудрился впитать в себя всю сегодняшнюю информацию, сжал ее и уничтожил. Заинтересовавшись все ли орехи такие или же
В течение последующих экспериментов, я убедилась, что любой разломанный пополам грецкий орех всегда успешно очищает помещение от негамоций, а так же дурных мыслей и неприятного осадка, оставшегося от тяжелых снов, однако есть его после этого было нельзя- следовало выбросить.
Свежую апельсиновую и лимонную кожуру я теперь держала в своей спальне, на кухне, на полке рабочего кабинета и в ящике рабочего стола. Грецкий орех разламывала и прятала в укромном уголке офиса, а вечером выбрасывала.
Но от полосы невезения ничего не помогало.
Раз так, укроюсь потеплее и буду пережидать под одеялом пока она не кончится.
Я согрелась, веки стали слипаться, но стоило мне задремать, как сон реальный вновь совпал со сном в Демонете, в обоих мирах мне снилось, что я катаюсь на карусели с Русланом, но мне не весело, а почему-то невероятно грустно, а Ахх тормозил ее изо всех сил, пока, наконец, совсем не остановил и заставил меня сойти с нее.
***
В доме на Южной я проснулась, наконец, с головной болью и противным привкусом во рту. Окно было заперто- и верно от духоты голова разболелась, и еще - тяжесть на сердце и чувство безысходности- фуэрза моя будто тонула в море тоски. Неужто из-за того, что я вина вчера столько выпила? Шея затекла от того, что я спала в неудобной позе… и песня пронзительно печальная доносилась откуда-то. Я села на кровати, головой помотала, - вот так уснула, белье даже не постирала вчера и мое платье потеряло свежий вид. Даже непонятно- какое время суток и сколько я спала - от низких, висящих в небе туч, небо кажется совсем темным, ветер в стекла бьется - сейчас опять хлынет ливень. Как же я в Амаполь пойду? В прихожей как раз есть два зонтика, но можно ли их взять с собой? И в чем пойду? В Амаполе все нарядные такие, элегантные, а у меня платье единственное и то требует стирки.
Ага, вот откуда песня печальная! Куколка на шкафу пела на незнакомом мне языке, я прислушалась, -на немецкий похож вроде. Да еще и ключ из кармана моего платья насвистывал ей в такт, ну прямо переливы горестные издавал, аж захлебывался плачем.
– А ну прекрати!- я крикнула кукле,- чего ты тоску навеваешь? Рот закрой!
Она замолкла на мгновенье, будто испугавшись, а потом опять песню завела, только тише немножко и на другом языке. Я узнала белорусский. Мне очень хотелось ее схватить и шмякнуть об пол, но я побоялась, демонстративно заткнула уши и направилась сначала на кухню, где жадно выпила два чашки воды, потом в ванну. От душа немного полегчало, головная боль прошла, но от странной беспричинной печали хотелось просто рыдать. Я сделала несколько глубоких вдохов, и чтобы отвлечься, постирала белье и платье обычным банным мылом, повесила все сушиться там же на веревку,ключ повесила на шею рядом с ложечкой с дырочкой, завернулась в банное полотенце и вышла на веранду. Тоска усилилась. И тут я увидела источник ее: Руслан сидел на пригорке, под гнущимися от ветра кривыми соснами и играл на флейте,- и такая грусть разливалась вокруг от этой музыки! Вот же горе мое! Ну что мне с ним делать?
– Руслан!- я закричала ему с веранды и помахала рукой.
Он вздрогнул и тут же прекратил играть, побежал к дому так быстро как мог, но пока бежал, хлынул дождь. Остановился под навесом и смотрел вверх на меня несчастными глазами. Я попросила его перестать тоску наводить своей музыкой, но он не слышал моих слов, я и сама не слышала их - так сильно дождевые капли стучали по навесу. Я показала ему жестами: перестань играть и показала рукой на горло- мол, тошно от музыки, не знаю понял ли, но кивнул согласно. Навес не укрывал его от дождя, порывы ветра будто специально задались целью облить его холодными потоками, а он, казалось, их вообще не замечал, стоял и смотрел на меня как завороженный.