Письма 1842-1845 годов

Гоголь Николай Васильевич

Здоровы ли вы? что делаете? я буду к вам, ждите меня! Много расскажу вам прекрасного. Если вы смущаетесь чем-нибудь и что-нибудь земное и преходящее вас беспокоит, то будете отныне тверды и светлы верою в грядущее. Всё в мире ничто пред высокой любовью, которую содержит бог к людям. Благословенье снизойдет на вас и на вашу подругу. До свиданья! ждите меня!

Ваш Гоголь.

Напишите какой-нибудь ответ Иванову об его деле. Он в затруднительном положении. Клянусь, он боле, чем кто другой, достоин помощи!

На обороте: В Дюссельдорф (в Пруссии).

`a son Excellence Monsieur

monsieur de Joukovsky

`a Dusseldorf (en Prussie Rhenane).

H. Я. ПРОКОПОВИЧУ

Москва. Мая 11 <1842>

Ты удивляешься, я думаю, что до сих

пор не выходят «Мертвые души». Всё дело задержал Никитенко. Какой несносный человек! Более полутора месяца он держит у себя листки Копейкина и хоть бы уведомил меня одним словом, а между тем все листы набраны уже неделю тому назад, и типография стоит, а время это мне слишком дорого. Но бог с ними со всеми! Вся эта история есть пробный камень, на котором я должен испытать, в каком отношении ко мне находятся многие люди. Я пожду еще два дни и, если не получу от [Далее было: несносного] Никитенка, обращусь вновь в здешнюю цензуру, тем более, что она чувствует теперь раскаяние, таким образом поступивши со мною. Не пишу к тебе ни о чем, потому чрез недели две буду, может быть, сам у тебя, и мы поговорим обо всем и о деле, от которого, как сам увидишь, много будет зависеть твое положенье и твоя деятельность. [Далее было: но] Я получил письмо от Белин<ского>. Поблагодари его. Я не пишу к нему, потому что, как он сам знает, обо всем этом нужно потрактовать и поговорить лично, что мы и сделаем в нынешний проезд мой чрез Петербург. Прощай. Будь здоров, тверд и крепок духом, и надейся на будущее, которое будет у тебя хорошо, если только ты веришь мне, дружбе и мудрости, которая недаром дается человеку.

Твой Гоголь.

Н. Я. ПРОКОПОВИЧУ

15 мая <1842. Москва>

Благодарю тебя именно за то, что ты в день 9 мая написал письмо ко мне. Это было движенье сердечное: оно сквозит и слышно в твоих строках. Я хорошо провел день сей, и не может быть иначе: с каждым годом торжественней и торжественней он для меня становится. Нет нужды, что не сидят за пиром пировавшие прежде; они присутствуют [Далее начато: за] со мной неотразимо, и много присутствует с ними других, дотоле не бывавших на пире. Ничтожна грусть твоя, которая на мгновенье осенила тебя в сей день; она была поддельная, ложная грусть: ибо ничего, кроме просветленья мыслей и предчувствий чудесного грядущего, не должен заключать сей день для всех, близких моему сердцу. Обманула тебя, как ребенка, мысль, что веселье твое уже сменилось весельем нового поколенья. Веселье твое еще и не начиналось. Запечатлей же в сердце сии слова: ты узнаешь и молодость, и крепкое, разумное мужество, и мудрую старость. Узнаешь их прекрасно, постепенно, торжественно-спокойно, как непостижимой божьей властью я чувствую отныне всех их разом в моем сердце. Девятого же мая я получил письмо от Данилевского. Оно меня утешило. Я за него спокоен. Три-четыре слова, посланные мною еще из Рима, низвели свежесть в его душу. Я и не сомневался в том, чтобы не настало, наконец, [Далее было: время] для него время силы и деятельности. Он светло и твердо стоит теперь на жизненной дороге. Очередь твоя. Имей в меня каплю веры, и живящая сила отделится в душу твою. Я увижу тебя скоро. Может быть, через две недели. Книга тоже выдет к тому времени, всё почти готово. Прощай. До свиданья.

Твой Гоголь.

О книге можно объявить. Постарайся об этом. Попроси Белинского, чтобы сказал что-нибудь о ней в немногих словах, как может сказать не читавший ее. Отправься также к Сенковскому и попроси от меня поместить в литературных новостях известие, [объяв<ление>] что скоро выдет такая-то книга, такого-то, и больше ничего. В этом, кажется, никто из них не имеет права отказать. Я думаю, я все экземпляры, назначенные в Петербург, отправлю к тебе, и потому ты объяви это заранее книгопродавцам, чтобы они говорили заране, сколько каждому нужно экземпляров. На комиссию я никогда не отдавал своих книг, и потому ты можешь <объявить?>, что деньги они должны будут тебе внести в минуту получения книг, без чего они не будут им выданы. Прощай!

А. А. ИВАНОВУ

Мая 16 <1842. Москва>

Я получил ваше письмо и отвечаю вам только теперь, потому что прежде никак не мог по многим разным весьма хлопотливым обстоятельствам. Насчет вашего дела я советую все-таки прежде дождаться ответа на представление Жуковского. Моллер пусть своим чередом скажет Юрьевичу, Юрьевич государю наследнику. Нужно только, чтобы ваше имя было известно как следует и кому следует, нужно, чтобы на вашей стороне была гласность. А входить официально с новой просьбой, основанной на новых уже причинах, мне кажется, неловко. Почему вы не написали еще раз к Жуковскому? Верно, опасаетесь наскучить. Напишите теперь же и скажите ему, что я велел вам непременно это сделать. Вы должны помнить, что Жуковскому никогда нельзя наскучить в справедливом деле. И потому мой совет все-таки дождаться ответа на представление Жуковского. Теперь поговорим о другом. Вы упомянули в письме, что хлопочете о доставлении вам работы: копии с Рафаэлева фреска. А по моему мнению, вам нужна теперь не копия с фреска, все-таки более или менее поврежденного и выполненного быстро, но копия с окончательнейшего произведения Рафаэля. Вы теперь

в вашей картине приближаетесь к окончательной отработке, и потому вам нужно теперь приобресть высокую чистоту и полную окончательность кисти. Заказ вам есть, если хотите только воспользоваться. Напишите копию с Мадонны di Foligno. Она будет вам хорошо заплачена, в этом я уверен. [Далее начато: А до того времени] Но об этом, так же, как и об первом деле, мы переговорим с вами лично. Понимаете ли? Это значит — сею же осенью, может быть, мы с вами увидимся. К Жуковскому непременно напишите. Нужно прежде всего иметь от него ответ, чтобы знать, каким образом и как лучше действовать. А главное, мужайтесь и крепитесь. Нет дела, а тем более справедливого, в котором бы нельзя успеть, если только будем [нужно только] иметь [иметь хоть] твердости и присутствия духа хотя на полвершка побольше куриного.

Распоряжения ваши Шаповалову насчет моих работ все хороши, и не может [не могут] быть иначе: ибо мысли наши в этом деле совершенно сходны, и вы всегда можете действовать полномочно, будучи уверены заранее, что всё, что ни вздумается вам, придется по мне. Об одном только прошу, чтобы мои работы не отвлекли его от важнейших, и потому пусть он займется ими тогда только, когда решительно ничего нужнейшего и полезнейшего для него не случится. Прощайте! Будьте здоровы! Впереди всё будет прекрасно. Это я вам давно сказал. Если захотите теперь после получения вашего письма писать ко мне, то адресуйте в Гастейн.

На обороте: В Рим (в Италии).

Al Signore

Signore Alessandro Ivanoff (Russo).

Roma. Via Condotti. Caffe greco, vicino alla Piazza di Spagna. Rome (en Italie).

П. М. ЯЗЫКОВУ

Москва. 18 мая 1842

Я получил письмо ваше, заключающее полное решение не ехать. Как ни грустно мне это было, но вы правы и чувствую сам, что вам нужно остаться и вы должны это сделать. Итак, да хранит вас бог и подаст вам силы и успехи во всем. Знакомство наше завязалось уже слишком прочно и потому не говорю ни о чем больше. Не забывайте только меня и пишите ко мне. Посылаю вам Мертвые души, они вам будут напоминать обо мне. Да зачем вы не прислали мне ничего на дорогу? Слов и всяких заметок теперь у вас, без сомнения, понабралось вдоволь. [Далее начато: Перепишите] Велите переписать всё, что ни набралось, на тоненькую почтовую бумагу и пошлите в письме к Никол<аю> Мих<айловичу>, если не поместятся за одним разом, за двумя. Прощайте! Надеюсь, не медлить в дороге и спешить как можно.

Сгораю нетерпением видеть старика. Прощайте, обнимаю вас всею душою! Не забывайте, и пишите ко мне.

Весь ваш Гоголь.

М. П. ПОГОДИНУ

<Между 10 и 22 мая 1842. Москва.>

Пожалуйста напиши две строки к квартальному, чтобы он написал мне свидетельство о неимении препятствий. Иначе опять пропал день, а мне сегодня же нужно хлопотать в канцелярии о пашпорте.

М. П. ПОГОДИНУ

<Между 10 и 22 мая 1842. Москва.>

Аксаков присылает тебе эту записку.

Чертков велел сказать, что он был у Цынского, но не застал его.

ИННОКЕНТИЮ (И. А. БОРИСОВУ)

Москва. Мая 22 <1842>

За несколько часов до отъезда спешу написать к вам несколько строк. Полный душевного и сердечного движенья, жму заочно вашу руку; и силой вашего же благословения благословляю вас! Неослабно и твердо протекайте пастырский путь ваш! Всемогущая сила над нами. Ничто не совершается без нее в мире. И наша встреча была назначена свыше. Она залог полной встречи у гроба господа. Не хлопочите об этом и не думайте, как бы ее [это] устроить. Всё совершится само собою. Я слышу в себе, что ждет нас многозначительное свиданье. Посылаю вам труд мой. Взгляните на него дружелюбно. Это бледное начало того труда, который, светлой милостью небес будет много не бесполезен. Прощайте! примите мое душевное сильное лобзанье. Если же почувствуете когда желанье внутренное писать ко мне, напишите в Рим [Далее было: Poste <restante>] (на имя банкира Валентини Piazza Apostoli). В Риме я пробуду никак не менее двух лет, то есть пока не кончу труд, а там в желанную дорогу! Прощайте! Вы меня не позабудете, я знаю. Обнимите за меня Максимовича, если увидите, и вручите ему прилагаемый при сем <экземпляр>. Другой экземпляр книги доставит вам маминька моя лично, которую благословите вашим благословеньем. Ваш образ, которым вы благословили меня, всегда со мною!

М. П. ПОГОДИНУ

<Между 17 и 23 мая 1842. Москва.>

Нет, не могу, ради бога переговори и от него узнай, [В подлиннике: переговори от него и узнай (описка?)] чего он хочет. Если экземпляров, то пусть отнесет в контору прежде деньги и потом возьмет сколько их нужно завтра.

А дальнейшие все дела будут принадлежать Шевыреву. Я не могу видеться с книгопродавцами. Я уже давно так положил.

М. П. ПОГОДИНУ

<Между 17 и 23 мая 1842. Москва.>

Нет, не брал.