Письма и телеграммы
Шрифт:
Одним пальцем уже умею! Но такой способ пригоден для обычных многотиражек, которые выходят один раз в неделю. А для нашей ежедневной, да еще на фоне здешней строительной техники, столь отсталые методы труда просто недопустимы! Поэтому пока мы решили сдавать материалы в типографию в рукописном виде. Это, правда, дело нелегкое, ибо у всех троих ужасающие почерки - верный признак гениальности нашего редакционного коллектива!
Директор типографии (она находится в двенадцати километрах отсюда, в районном центре Каменищи) сказал, что пока в виде редчайшего исключения он будет
Ты, Маришка, я вижу, кое в чем сильно смахиваешь на нашего неспокойного редактора: подавай тебе хлесткие заголовки! А "Письма родным" - банальная форма? Да знаешь ли ты, что значат письма для людей, недавно только расставшихся с домом, с родными своими и близкими? Я-то уж знаю! И видела бы ты, какие здесь выстраиваются очереди перед окошком "До востребования"! Бегут на почту усталые, не успев даже поужинать. И ждут, и волнуются, и чуть не плачут, услышав из окошка виноватую шутку:
"А вам еще пишут..."
И почитала бы ты эти письма! У каждого свой почерк - и на бумаге и в жизни. Про тайгу пишут и про любовь; и о том, как применили кладку дешевого бутового камня взамен кирпича; и про то, что здесь нельзя достать бигуди, а волосы приходится накручивать на бумагу (пригодилась-таки наша газета!).
Иногда пишут и нам - прямо в редакцию. Правда, пока еще не очень часто. Но вот вчера на второй полосе мы поместили "обоюдоострое", как выразился наш редактор, письмо каменщика Васи Ястребкова "Я против своего рекорда!".
Вася Ястребков со злостью рассказывает о том, как дал он сотни процентов нормы. Да, со злостью: "Это была не работа, а черт его знает что! Все ребята, здоровенные мужики, обслуживали меня, как няньки: подносили кирпич и раствор, подготовляли фронт работы... Вся бригада плясала вокруг меня! Я поставил рекорд, а они все и одной нормы не вытянули. Что же это такое?"
Только сейчас, работая в редакции, я понял, Маришка, до чего же люди не любят критику. Задень только кого-нибудь, чуть-чуть зацепи - и сразу летят опровержения, трещат телефоны, спешат на выручку адвокаты. Так и после этого письма: "Вы опорочили трудовую победу! Вы очернили коллектив! Вы толкнули Ястребкова на этот пасквиль!"
Здесь некоторые утверждают, что рекорд, если даже он не очень настоящий, может все же многих чему-то научить, кого-то вдохновить, взбодрить и содействовать, так сказать, общему подъему. Начальник стройконторы даже пожаловался на нас в партком. И вот бегу объясняться по этому поводу.
Парторг наш - бывший таежный охотник. Но не "суровый с виду и добряк в душе", как пишут в романах, а просто очень зоркий на людские печали и радости человек. И шутит, и каламбурит, и обладает какой-то сверхъестественной силой притяжения... Все местные "правдоискатели"
Наш Титыч, как ласково зовут его многие, лично знаком в тайге с каждым деревом, с каждой птицей, с каждым цветком. И откуда он узнал о моей болезни, ума не приложу! Сперва пошутил: "И какая тебя нелегкая с такими легкими в тайгу принесла?" А потом уж всерьез сказал: "Ты тайге поверил и она тебя вылечит. Травами вылечит! Вот пойду скоро на охоту и принесу тебе верное средство..."
Ну, а сейчас посмотрим, какие травы или, вернее сказать, пилюли пропишет мне Титыч за это самое письмо, "опорочившее трудовую победу"!
На бегу, но все-таки очень крепко целую тебя.
Твой Алексей.
Письмо пятое
Напоминаю, что до отъезда летчика осталось всего двенадцать дней.
А ты заполняешь свои письма рассказами, которые меня совершенно не интересуют: газета, рекорды, бутовый камень...
Да приедешь ты сюда в конце концов или нет?!
М.
– P. S. Не знаю, чем кончился ваш разговор в парткоме, но убеждена, что в истории с этим Ястребковым вы (как ни странно!) правы: на лжи, на обмане никого и ничему научить невозможно. И ты, оказывается (о сюрприз!), понимаешь это, когда речь идет о делах общественных?!
У нас среди санаторных врачей тоже есть любители рекордов. Только "весовых". Гонятся за тем, чтобы каждый отдыхающий прибавил побольше килограммов. Потом складывают все эти "индивидуальные поправки" и где-нибудь на совещании потрясают уже целыми тоннами: "В таком-то санатории за истекший квартал прибавлено три тонны живого веса!" Высшая медицинская математика! А то, что от всех этих килограммов у людей одышка начинается, - это уж не так важно. Боюсь, как бы и у вашей стройки не началась "одышка" от показных рекордов.
И еще одно... Меня, откровенно товоря, уже не очень волнует твое здоровье (просто махнула рукой!), но все же я поражаюсь, как можно отказываться от истинно целебного крымского солнца и верить каким-то знахарским средствам, каким-то травам! Даже если их прописывает сам парторг.
Можно ли пользоваться травами без консультаций врача?
Не вообрази только, что я забочусь о тебе! Нет, я просто поражаюсь твоему бескультурью! И как такие темные люди могут работать в редакции да еще поучать других?!
Письмо шестое
Дорогая моя Маринка! Твои сообщения о летчике очень напоминают мне наши ежедневные газетные шапки: "До окончания работы осталось всего десять дней!", "До пуска объекта - всего неделя! Все внимание - ударному объекту!.." Впрочем, прости меня за глупое сравнение.
Ты пишешь мне зло и раздраженно. Но вот удивительно:
когда я читал вчера твое письмо со всеми этими "совершенно безразлично" и "я махнула рукой", мне вдруг ясно вспомнились другие письма... Я подошел к своему, еще до сих пор не распакованному чемодану и достал их. Мамины письма...