Письма из апокалипсиса
Шрифт:
Больше не стреляли.
Сложно сделать шаг. Первый шаг. Заставить себя двигаться. Назад.
Дрожь в теле заставляет стиснуть зубы и сжать кулаки. Ветряки за окном смолкли, на уши давит неестественная тишина, Ирины вопли сменились тихим
Федя укутывает Иру в плед, сажает на колени и баюкает. Марина помогает Насте перевязать руку и злобно косится на Федю. Юля и девушка Аня, которая напоминает тень, достают и расстилают на полу одеяла и все на чём можно спать. Никто и не пытается обсуждать поступок Игоря. Что тут обсуждать. Не он первый, не он последний. Предпочесть мгновение прозрения неделям, месяцам, годам ожидания. Или же познать границу, самую крайнюю точку замерзания человеческой души – разочарование. Он выбрал и ушёл. Ира осталась. Надо думать о живых, да? Представь, что это просто смерть и думай о живых, так ты мне сказал перед отлётом. Ты всё ещё так считаешь?
Шум. Шаги. Босыми ногами по ламинату. Плохо положили. Скрипит. Вслушиваюсь.
Сажусь. В углу у батареи Федя, Настя и… пустота. Оглядываюсь. Марина, Юля, Аня…
Стараясь никого не разбудить, встаю и выхожу из комнаты. В ванной свет.
Ира— красное пятно на белом кафеле. Немая сцена из дурацкого кино.
Она смотрит на свои изрезанные руки и смеётся.
Тихо–тихо, потом все громче, а после уже истерично и навзрыд. Дешёвое пластиковое лезвие летит в стену, она закрывает лицо руками.
– Не буду. Клянусь, больше никогда. Не хочу
Она хватает меня за ноги. Обнимает и плачет. Резким рывком пытаюсь поднять её, не выходит, тяжёлая, с третьей попытки встаёт сама. Включаю воду. Ира подставляет под кран руки, ванная становится красной.
– Нелепо получилось. Извини.
Умывается. Всхлипывает.
Не могу говорить. Не могу и все. Свело горло. Мыслей нет. Тщательно вытираю ей запястья и лицо полотенцем, долго вытираю, она покорно стоит и смотрит на меня. Страшно смотрит. Обнимаю, прижимаю к себе. Плакать нельзя, мне – нельзя.
Утро.
Рукава. Главное найти что-то с длинными широкими рукавами.
Иркин шкаф напоминает вселенную в момент большого взрыва.
– Рубашку. Дай его синюю рубашку.
Ира стоит перед зеркалом и пытается заплести волосы.
– Уверена?
– Мне всегда нравились мужские рубашки, буду носить.
С кухни тянет фирменной Фединой яичницей с сыром.
Я встаю в дверном проёме. Ира быстро стягивает свитер и надевает рубашку.
Делать вид, что ничего не произошло.
Застёгивает пуговицы, руки дрожат. Спрашиваю:
– Тебе сегодня в больницу надо?
Бледное отражение в зеркале мотает головой.
Завтракаем в напряжённом молчании. За окном стучит дождь. Весна в этом году поздняя и мокрая. Небо все время затянуто облаками, а по ночам не видно звёзд. Обсерватория опять жаловалась, что график срывается, синоптики разводят руками, город не разводит мосты.
Конец ознакомительного фрагмента.