Письма из прошлого
Шрифт:
— Увлекаетесь творчеством Бергмана? — поддержал разговор Дмитрий. — А какие его фильмы вы видели?
Девушка опустила глаза.
— Честно признаться, пока никакие… Я только недавно начала интересоваться старым кино. Знаете, как это бывает, вдруг — раз! — и открыла его для себя. Раньше я, как и большинство моих друзей, почему-то признавала только цветное кино и смотрела лишь то, что снято в последние несколько лет.
— И что же заставило вас изменить свое отношение? — поинтересовался Дмитрий, не пытаясь сдерживать улыбку. Юная собеседница была симпатична ему, ее естественность и искренность подкупали.
— А я заболела, — как-то даже весело сообщила она. — Долго лежала в постели, делать было нечего… От скуки
— Понятно, — кивнул Дмитрий. — Это «Ревущие двадцатые», в нашем переводе он назывался «Судьба солдата в Америке». И что же? Вам понравился этот фильм?
— Да, очень! — Девушка прижала сложенные руки к груди. — После него я стала смотреть и другие старые фильмы. И поняла, что раньше кино снимали совсем не такое, как сейчас. Оно наивное, но одновременно и более глубокое. И более человечное, что ли. В старом кино смерть — это всегда трагедия, даже если умирает какой-то второстепенный, совсем незаметный персонаж. А в каждом втором современном фильме чуть ли не горы трупов — и никому их не жалко. Ни зрителям, ни героям.
— В этом я, пожалуй, с вами согласен, — заявил Дмитрий. — Но вот насчет наивности старых фильмов вы, думаю, не совсем правы. Конечно, кино середины прошлого века очень разное, немало снималось и совершенно примитивных, не стоящих внимания картин. Но было и совсем другое кино. Далеко ходить за примером не надо, возьмем хотя бы тот фильм, который мы с вами сейчас будем смотреть. Это философская притча, довольно тяжелая, я бы даже сказал — мрачная. Действие происходит в Средние века, во время эпидемии чумы…
Дима готов был рассказывать о «Седьмой печати» и дальше, но его прервали: погас свет, и фильм начался. И весь сеанс Дмитрий ловил себя на том, что как бы ни был увлечен происходящим на экране, но все время то и дело отвлекается, поглядывая на свою соседку. Девушка очень живо реагировала на каждое событие, то пугалась, то чуть не плакала, и так явно сопереживала героям, что, наблюдая за ней, Дима не мог сдержать улыбки — даже несмотря на весь трагизм картины Бергмана.
Когда сеанс закончился и в зале вспыхнул свет, девушка торопливо отвернулась от Димы, чтобы скрыть покрасневшие глаза.
— Извините… Всегда плачу, когда смотрю кино. Такая я глупая… — смущенно пробормотала она.
— За что же тут извиняться? — отвечал Дмитрий. — Наоборот, это очень здорово, что вы так реагируете.
— Знаете, мне бы очень хотелось обсудить с вами этот фильм, — проговорила она, вставая и поправляя шляпку. — Боюсь, я кое-что в нем не поняла…
Дмитрий бросил взгляд на часы, прикидывая про себя, сколько у него есть свободного времени. Нет, никак не получится, на половину восьмого назначено очередному клиенту, а нужно еще успеть добраться до офиса.
— К сожалению, из этого ничего не выйдет, — он покачал головой. — У меня скоро деловая встреча.
Но увидев, как печально сникла девушка после этих слов, тут же добавил:
— Но ведь нам совсем не обязательно делать это именно сегодня, верно? Мы можем встретиться и в другой раз.
— Правда? — Она так и засветилась улыбкой. — А когда?
— Завтра точно не получится, — начал он раздумывать вслух. — Может, послезавтра… Или в субботу… Знаете, давайте лучше я вам позвоню. — Он вынул из кармана мобильный. — Диктуйте номер.
— С удовольствием! — Девушка торопливо, но четко назвала десять цифр. —
— Очень приятно, Вика, а я Дмитрий.
— Знаете что, Дмитрий… А наберите-ка меня прямо сейчас! Тогда я буду уверена, что вы правильно записали номер.
— Нет проблем. — Он нажал кнопку, дождался момента, когда где-то в недрах ее сумочки заиграла электронная мелодия, и поинтересовался:
— Вас подбросить, Вика? Я еду на Остоженку и могу высадить вас где-нибудь по дороге, где вам будет удобно.
— Ой, это было бы замечательно! — просияла она. — А то этот кинотеатр всем хорош, кроме одного — очень уж далеко расположен от всех станций метро.
Домой в тот вечер Дмитрий возвращался в приподнятом настроении, только что не напевая себе под нос, чего с ним уже давно не случалось. Припарковал машину на закрепленном за ним месте в гараже, вошел в дом и, проходя через холл к лифтам, как обычно, заглянул в почтовый ящик. Эта привычка сохранилась у него с детства: каждый раз, когда он с родителями или кем-то одним из них возвращался домой, папа или мама обязательно говорили ему: «Ну-ка, Митя, загляни в почтовый ящик!», и он с удовольствием бежал исполнять их просьбу. Ящики у них были синего цвета, а номера квартир выписаны серебряной краской. Каждый ящик закрывался дверцей, на которой имелись три круглые дырочки, и сквозь них всегда можно было увидеть, лежит что-то внутри или нет. Если в дырочках что-то белело — значит, принесли газету, журнал или письмо, а если было темно — стало быть, ящик пуст. Но маленького Митю такое положение вещей не устраивало, он всегда вставал на цыпочки, просовывал палец в отверстие, долго шарил в недрах ящика — и как же радовался, когда выяснялось, что почта все-таки есть! В этом случае ему торжественно вручали ключик, и он, необычайно гордый собственной значимостью, со щелчком отпирал замок и извлекал на свет божий «Известия» или «Вечерку», журнал «Крокодил» для отца или «Работницу» для мамы, или, что было особенно приятно, журналы для себя: сначала «Мурзилку» или «Веселые картинки», потом «Пионер» и «Костер», а позже — «Технику молодежи», «Химию и жизнь», «Юность» и «Смену». Какими же интересными казались эти журналы, сколько всего было с ними связано, с каким восторгом они читались и с каким нетерпением ожидались! Но не меньше, чем детские издания, радовали Митю и письма. Родителям много писали из разных городов Советского Союза, а иногда даже из-за границы, присылали не только письма и открытки, но и бандероли с научными статьями в больших конвертах, обклеенных множеством марок. И, разумеется, для маленького Мити, увлекавшегося, как и почти все его сверстники, филателией, каждое письмо был настоящим подарком. Сейчас, конечно, все это вспоминать уже смешно… Но привычка каждый раз, возвращаясь домой, заглядывать в почтовый ящик сохранилась. Несмотря на то, что необходимости в этом уже давно не было. Писем и открыток Дима не получал уже много лет, пользовался только электронной почтой, газет и журналов не выписывал: развлекательных изданий не читал, а специализированные покупал или, чаще, знакомился с ними в Интернете. Так что если в почтовом ящике что-то и обнаруживалось, то это были разве что квитанции коммунальных платежей или реклама. Но привычка каждый вечер заглядывать в почтовый ящик почему-то не желала его покидать.
Однако сегодня все вышло не как обычно. Приоткрыв дверцу ящика, Дмитрий увидел в блестящем серебристом нутре нечто небольшое и ярко-разноцветное, что он сначала принял за очередную рекламную листовку и тоже хотел выбросить, но, взяв в руки, понял, что это не реклама, а почтовая открытка с изображением берега моря. Синяя вода, желтый песок, зелень пальм: мечта, да и только! Дмитрий перевернул открытку и пробежал глазами текст. На кусочке желтоватого картона незнакомым женским почерком, убористым, разборчивым и аккуратным, точно у школьницы-отличницы, было выведено следующее: