Письма из Терра Арссе

Миненкова Татьяна

Невежливая птица и два артефакта

Стасилия Рейн Ана Вива Терра Вива. Нарог Паллас

? Dirk Maassen — Helios

С того момента, как Блэйд все-таки прислал письмо, хоть и не мне, а Виктору, каждое утро я встречала в голубиной башне, в надежде перехватить следующее послание первой.

О содержании предыдущей записки мне теперь было известно, пусть и в общих чертах. Брат сухо, без лишних подробностей, написал, что скоро меч будет у него. А поскольку это подразумевало его возвращение

домой, попросил Виктора заняться решением этого вопроса.

Всего пара строк за пару лет, да и те были адресованы королю. Однако, зная о натянутых отношениях старшего и младшего братьев, я вообще очень удивилась тому, что Блэйд написал Виктору хоть что-то. И не теряла надежды на то, что, в конце концов он найдёт возможность написать что-нибудь и для меня.

Удивило и то, что Виктор, не переносивший Блэйда на дух, незамедлительно приступил к исполнению его просьбы и распорядился начать восстановление давно разрушенного моста через Инглот.

Я была совсем ребёнком, когда арссийцы взорвали его, поэтому почти ничего не помнила об этом исторически важном для всей Терры событии. Его берегли в памяти мама и Виктор, но ни та, ни другой не горели желанием рассказывать, потому что в тот день на мосту вместе с большой частью королевского войска погиб отец.

Когда я была помладше, не раз пыталась расспросить мать о случившемся, но горе настолько поглотило ее, что она, казалось, не слышала моих вопросов.

Виралия стала регентом при несовершеннолетнем Викторе, но лишь формально — в первые годы после трагедии ее не волновало ничего, даже управление и без того погибающей страной.

А мне было интересно, почему моего отца — короля Елеазара при взрыве не спас его амулет — клык дракона, мощнейший родовой артефакт, в котором была заложена единоразовая возможность сохранения жизни своего хозяина[1]. Ведь его къярд — Валаар смог выбраться на берег, а Елеазара много позже обнаружили погибшим.

После этого чёрный скакун отца долго оставался диким, думали даже, что после гибели короля он больше никого к себе не подпустит, но, когда я подросла — легко нашла с ним общий язык. И с тех пор мы с Валааром не расставались, а в отсутствии Блэйда он остался моим единственным другом во всем Терра Вива.

Раньше мы с Блэйдом часто выезжали в Друадан или Мириэль. Он тоже не жаловал общество высокомерного Виктора и вечно пьяного Ксандра. Поэтому мы нередко устраивали побеги за пределы Нарог Паласа, порой отсутствуя неделями. За такие поездки я обязательно получала от матери нагоняй, но не настолько серьезный, чтобы отказаться от этих совместных выездов с ночевками в лесу, охотой, рыбалкой и страшными рассказами у ночного костра.

Вспомнила, как той ночью, когда мы провожали Блэйда на другой берег, я еле держалась, чтобы не разреветься. Поскольку было известно, что къярд точно сможет преодолеть половину реки, брат вошёл в воду верхом на белом Давосе и поплыл, преодолевая стремительное течение и держа коня за шею.

Я, кусая губы и заламывая руки, стояла на берегу вместе с матерью и братьями, которым, судя по их внешнему виду, было безразлично, переплывут они или нет.

И вдруг, примерно на середине, освещенной полной луной, реки, они исчезли из поля нашего зрения, резко уйдя под воду. А где-то в глубине всколыхнулось что-то огромное и жуткое. По воде от середины реки прошла огромная волна, докатившаяся почти до наших

ног. Я ахнула и забыла, что нужно дышать, боясь представить, что же может быть под водой и какого оно должно быть размера, чтобы не только плыть против течения, но и поднять волну такого размера.

Через пару минут, показавшихся мне вечностью, Блэйд вынырнул из воды чуть дальше, чем был. Один. И быстро поплыл, продолжая свой трудный путь, наперерез течению.

Инглот настолько широк, что никому из нас не было видно то, что происходило на другом берегу, к тому же, полная луна как раз спряталась за огромной тучей и темнота вокруг стала практически непроглядной.

И вскоре я не выдержала затянувшегося напряженного молчания и нетерпеливо спросила:

— Он доплыл?

Виктор глянул на меня сверху вниз и снисходительно и произнёс:

— Вероятно. На нас парные артефакты, поэтому, о его гибели я узнаю первым. А раз жив — значит доплыл.

Уже тогда я должна была понять, что Виктор отправил Блэйда в Терра-Арссе с надеждой на то, что он найдёт меч, но и, не собираясь сильно расстраиваться, если младший брат не вернется.

Однако сейчас он хотел восстановить для него мост, чтобы помочь попасть обратно в Терра Вива. Зная Виктора, подозревала, что что-то тут нечисто, и дорого отдала бы за то, чтобы разгадать его коварные планы, только куда уж мне соревноваться с ним в умении плести интриги. Ему в этом не было равных.

Сегодня я появилась в голубиной башне как раз вовремя — почтовых птиц ещё не было, значит, скоро они должны были появиться.

Устроилась поудобнее на деревянной скамье у окна, чтобы ждать с комфортом, но почти сразу же подскочила на ноги и подошла ближе к одной из голубиных жердей, на которой, среди отдыхающих птиц-почтальонов, устроилась самая настоящая, огромная черная ворона.

И откуда она здесь взялась? Птица сидела, примостив голову под крыло, как ни в чем не бывало. Вороны писем не приносят, поэтому и в почтовой башне ей явно было не место.

— Кыш! — Категорично заявила я, махнув в сторону вороны рукой, но она никак не отреагировала, продолжив невозмутимо восседать на жерди. — Кыш, говорю! Пшла вон! — Добавила я громче, но подходить ближе опасалась — вдруг еще клюнет. — Надо же, какая невоспитанная ворона, — проворчала я, поняв, что наглая птица, кажется, намеренно меня игнорирует.

Но она вдруг подняла голову и пронзила меня внимательным взглядом маленьких блестящих глазок.

— Это ты невоспитанная девчонка! — Произнесла ворона слегка хрипловатым голосом, больше похожим на мужской, на чистейшем террском наречии. — В таком возрасте порра бы уже отличать воррону от ворррона. Это, между прочим, совершенно рразные биологические виды! Не воррона, а во-рон! Во-рон! Поняла, дурррья твоя голова?

Я замерла на месте, глядя на, как оказалось, ворона. Да еще и не просто ворона, а ворона говорящего. Картина, действительно, была необычной, но разговаривать так со мной я позволять не собиралась.

— Кем бы ты ни был, попрошу разговаривать повежливее, знаешь ли, — произнесла я, разглядывая птицу. С виду — обычный ворон, ничего примечательного, а каким-то непостижимым образом он умудрялся произносить слова.

— Ну и кто же ты такая, чтобы я прроявлял вежливость, после того, как ты обозвала меня воррроной, да еще и невоспитанной в пррридачу? — В тон мне отозвался мой неожиданный собеседник.